— Ты, наверно, воображаешь, что, раз ты партийный секретарь, тебе можно совать свой нос куда надо и куда не надо, — сердито огрызнулась фрау Дегенхард.

— Вот так-то оно лучше, — отозвался Босков. — Заведись как следует, от этого становится легче. Если есть на сердце еще что-нибудь, выкладывай. А когда мысли прояснятся, мы с тобой продолжим наш разговор, что делать с детьми, чтобы ты на сей раз по-настоящему была с нами.

Больше она ничего не сказала.

Вообще-то мне надо было теперь побывать в лаборатории у Хадриана и Шнайдера, а потом заглянуть в машинный зал. А после всего этого я бы еще охотно посидел часок в кафе-молочной, наслаждаясь тем ощущением безымянности, которое открыл для себя несколько дней назад. Но я обратился к фрау Дегенхард:

— Вы торопитесь, а мы здесь разводим канитель. Знаете что? Я вас отвезу домой.

— Вот это здорово! — воскликнул Босков. — Еще минуточку. Я не знаю, буду ли я здесь, если вы потом вернетесь в институт. Потому что с вами мне еще тоже надо поговорить. История с Вильде и с сетевыми планами, о которых я ровным счетом ничего не знаю… — Голова Боскова угрожающе побагровела. — В плане об этом нет ни слова. И если даже я сейчас промолчу, то потому лишь, что вы проявили предусмотрительность, но провести вы меня все равно не провели, дорогой, и, когда самое трудное с Папстом останется позади, вам придется кое-что объяснить.

Я выдержал взгляд Боскова, потому что вообще — и уже давно — хотел ему сказать всю правду. Но сперва надо распрямить свои кривые дорожки. Потому что Боскова не убедишь словами. Только сделанное заставит его поверить, что я стал другим, вернее, что я хочу стать другим. Все это было для меня очень серьезно.

15

15

Фрау Дегенхард сидела рядом со мной в машине, на коленях у нее стояла большая сумка. Она явно нервничала. Я завел мотор и то и дело проверял рукой, заработала ли печка: переднее стекло от нашего дыхания без нее мгновенно покрывалось пленкой льда. Мимо, кивнув нам, прошагал к своему «трабанту» Вильде и, прежде чем усесться в машину, расчистил глазок на замерзшем ветровом стекле и с громким треском скрылся из виду, оставив целое облако сизого дыма.

— Чего же мы ждем? — спросила фрау Дегенхард.

— Чтоб печка заработала, — ответил я.

— Зачем? — спросила она. — Мне не холодно.

— Переднее стекло все время замерзает, — терпеливо объяснил я.

Было, наверное, градусов шесть-семь ниже нуля. Холод пришел с востока; в Москве теперь, должно быть, все минус двадцать.

— А у Вильде стекло не замерзает? — спросила фрау Дегенхард.