— А над чем бы ты ломала голову?

— Может быть, над тем, — отвечает она, — не натолкнется ли твоя сенсация на сопротивление, нет ли у вас врагов или врага, и довольно коварного.

— Один выскочка, — отвечает Киппенберг, — вообще-то всегда справлялся с коварным врагом.

Но, произнося эти слова, он чувствует какую-то тяжесть. Не страх, нет. Он с тревогой думает о Ланквице.

Киппенберг сворачивает с автострады и делает крюк через Кёнигсвустерхаузен. При прощании на этот раз не возникает особого волнения (понедельник вечером, стоянка на вокзале Фридрихштрассе), но в последний момент он вспоминает нечто важное.

— Когда ты будешь звонить в институт, попроси, чтобы тебя соединили с фрау Дитрих, — говорит он. — У нее слабость к выгнанным из дому девушкам, и ты с ее помощью сможешь спокойно сдать выпускные экзамены.

Ева бросает на Киппенберга испытующий взгляд.

— Ну, что же, это хороший совет. Я им воспользуюсь. Но, к сожалению, я не человек трезвого рассудка.

— Не темни, — говорит Киппенберг. — Что это значит?

— Позвоню я завтра же, — отвечает Ева, — а с переездом дня два-три подожду.

— Почему? — спрашивает Киппенберг.

Она вышла из машины, но еще раз наклоняется к нему:

— Ты тоже не без противоречий! И поверь мне: ты вовсе не такой сильный, каким бы хотел быть! Возникают самые разные желания, — добавляет она. — Оказавшись в их власти, ты можешь сбиться с твоего прямого пути. Я это тебе говорю на всякий случай.

Она захлопывает дверцу. Киппенберг, качая головой, уезжает.

22

22

Меня не беспокоили, дали выспаться, и, придя около десяти утра в институт, я первым делом заглянул к Боскову. Встретил он меня, как обычно, в коридоре в дверях своего кабинета. Вид у него был такой, словно он переродился. Он выступал теперь в роли организующего и координирующего центра нашего коллектива, не говоря уже о том, что он стал для нас своего рода «скорой помощью». Во всем облике Боскова появилась какая-то упругость, при его полноте совершенно неожиданная. Лицо дышало энергией, жаждой действия, но суетливости не было, несмотря на его холерический темперамент. Он был спокоен и сохранял удивительное присутствие духа.

— Ну вот, — молвил он, — вы и вернулись, мой дорогой. Давайте рассказывайте! Мне, правда, нужно будет скоро, — и он посмотрел на часы, — в Хеннигсдорф. С трансформаторным заводом в Оберешёневайде, к сожалению, ничего не выходит. Может, удастся договориться с Хеннигсдорфом или с заводом в Дрездене. Это все, что я смог выяснить по телефону. Но телефонного разговора недостаточно, когда собираешься так вклиниться в план, нужно ехать самому.