Она не договорила. Дверь лаборатории шефа распахнулась, и Ланквиц произнес резко, даже не поздоровавшись:

— Раз уж я согласился тебя выслушать, почему ты заставляешь себя ждать?

Я пошел за Ланквицем в его лабораторию. У двери он остановился, скрестив руки на груди. Будучи маленького роста, он вынужден был смотреть на меня снизу вверх, поэтому он распрямился и постарался придать своему взгляду твердость. Это, видимо, далось ему с трудом. Через несколько мгновений передо мной опять стоял согнувшийся, с поникшими плечами, буквально за несколько дней состарившийся, растерянный человек.

— Может быть, ты будешь так любезен, — произнес он, — и объяснишь мне прямо, почему не выполняется мое письменное распоряжение? Что ты скажешь в свое оправдание? Только коротко и точно!

Продолжать работу любой ценой, решил я про себя и, ничего не разъясняя, коротко сообщил, о чем договорился в Тюрингии. Завтра он, как директор института, должен подписать двустороннее соглашение.

Ланквиц, выслушав меня, попытался было изобразить величие и твердость, но вместо этого он только удивленно поднял кустистые брови, а вместо того чтобы с достоинством покачать головой, затряс ею по-стариковски, и в лице его не было надменности и превосходства, была лишь паническая растерянность; он отвернулся от меня и подошел к окну. Монотонность его слов отнюдь не означала внутреннего спокойствия.

— Выкинь все это из головы! — сказал он. — Мы должны как можно быстрее возвратиться к нашим плодотворным исследованиям. Изволь выполнять план научных работ! С этим соглашением ты настолько перешел все границы, что я не намерен по таким вопросам вступать с тобой в какие-либо дискуссии. Все это предприятие — авантюра, не зря такой выдающийся ученый, как доктор Харра, не желает идти за тобой по столь несерьезному с точки зрения науки пути…

— Что ты говоришь… — сказал я. — Что с Харрой?

— Харра подал заявление об уходе.

Его слова меня подкосили, и дальше я только воспринимал информацию, но не перерабатывал ее.

— Впредь тебе следует хорошенько подумать над тем, как вести себя и в личной жизни, чтобы не ронять свое ученое звание и не позорить меня, не говоря уже о Шарлотте! Так не ведут себя по отношению к дочери Ланквица!

— Харра уволился… не может быть! — только и смог сказать я.

— Ты можешь взглянуть на его заявление, — снисходительно ответил Ланквиц. — Оно в моем кабинете. А сейчас извини меня и попроси ко мне Шарлотту.

В кабинете я увидел листок, который демонстративно лежал посередине чисто убранного стола. Моя жена все еще сидела в кресле. Я избегал ее взгляда, потому что между нами пролегло все до сих пор не высказанное, и, несмотря на изменения в программе, как это вот заявление, разговора не состоялось. Я пробежал глазами листок. В скупых словах Харра просил расторгнуть с ним договор и отказывался от положенного после подачи заявления срока.