— Вышло так, — уклончиво ответил Заморенков. — Срочное дело привело меня сюда.
— А ты иначе и не заходишь, как по срочным.
— Помоги, Михаил Алексеевич. Этот твой помощник по снабжению — чтоб ему ни дна ни покрышки! — под продовольствие машины дает, а для тяжелораненых — нет. «Вывози, — говорит, — своими». А у меня только что автомашину с медикаментами разбило прямым попаданием. Начальника аптеки и шофера — в куски.
Канашов тут же позвонил своему помощнику по телефону:
— Вы что там бузите? Немедленно вывезти раненых и доложить мне. Ничего не хочу слышать. Вывезите раненых, а потом все остальное.
И, взглянув на Заморенкова, слегка улыбнулся.
— Присядь на минутку. У меня большая радость… Наташа окончила курсы и прибыла служить в медсанбат дивизии. Правда, мы еще с ней не виделись. Горячее время. Да ты чего не садишься? Присядь, присядь, Яков Федотович!
На полном лице Заморенкова появилась виноватая улыбка.
— Нельзя мне, Михаил Алексеевич. Осколки у меня там, сзади. Некогда мне с ними возиться. Сначала надо эвакуировать тяжелораненых.
— Не будешь в другой раз спину врагу показывать. Мне рассказывали злые языки, как ты бежал без оглядки от минометного обстрела. Уж лучше юркнул бы в яму и лежал. От осколков и от пуль не убежишь.
— Не потому бежал — за медикаменты боялся. Машину шофер, балда, бросил на дороге, а ведь рядом глиняный карьер был. Не догадался ее туда спрятать. Тут и начали за мной охотиться немецкие минометчики. Пришлось тикать от них.
— Но ты благодари судьбу: легко отделался. Канашов тут же позвонил в санроту и приказал старшему военфельдшеру:
— Как только врач Заморенков эвакуирует тяжелораненых, оказать ему медицинскую помощь и доложить мне.
— Так как же дело с наградой Миронова? — снова спросил Канашов.
Чепрак опять порылся, в планшете и положил перед Канашовым наградной лист. Поперек листа была наложена резолюция красным карандашом: «Представить подтвердительный материал. Отказать». И внизу заковыристая неразборчивая подпись.
Канашов рассердился.
«Конечно, сидит там, за сто километров от фронта, какая-то чернильная душа и требует, а что — и сама не знает, А я-то, грешный, — схватился за голову Канашов, — думал, ну хоть на войне бюрократов не будет».
Вошел подполковник Муцынов. Чепрак, забрав бумаги, оставил их вдвоем.
— Здравствуй, Канашов! А я к тебе за помощью. Выручи, голубчик: мои хозяйственники опять оставили полк без продовольствия.
— Поделюсь, чем богат, Захар Емельянович…