Весьма характерен здесь оборот: «усматривает в действиях». Это аллюзия на правовую терминологию, понятная современникам. Речь шла о преступном умысле – прямом или косвенном.

Ильф и Петров напоминали оппоненту: раз уж сатира признана необходимой, нельзя мешать выполнению государственного задания. Если Блюм осознает «общественно опасный характер последствий своих действий», то умысел прямой, а нет – косвенный. Отсюда следовало: тот, кто инкриминировал сатирикам «контрреволюционную пропаганду», рискует получить обвинение во «вредительстве». Как говорится, палка о двух концах.

Ну а полемика в Политехническом музее завершилась, согласно фельетону, разгромом противника сатиры. Полным и окончательным:

«– “Лежачего не бьют!” – сказал Мих. Кольцов, закрывая диспут.

Под лежачим он подразумевал сидящего тут же В. Блюма.

Но, несмотря на свое пацифистское заявление, немедленно начал добивать лежачего, что ему и удалось.

– “Вот видите! – говорили зрители друг другу. – Ведь я вам говорил, что сатира нужна. Так оно и оказалось”».

Ильф и Петров торжествовали победу в январе 1930 года. Хотя и видели, что цензурные рамки установлены более жестко, чем двумя годами ранее.

Фундамент традиции

Победа не вызывала сомнений в январе 1930 года. А вот летом предыдущего года торжествовать было рано. Защита нападением только началась.

«Ответственные редакторы» журналов уяснили, что предлагала им редакция «Литературной газеты» посредством статьи Тарасенкова. Но и осторожность не утратили. Публиковали рецензии.

Аналитические статьи о романе могли бы оказаться несвоевременными – в политическом аспекте. Едва завершилась борьба с «левой оппозицией», а тут уже громят «правый уклон», затем обличают громивших. В общем, не время подводить итоги. А с рецензий спрос невелик. Известить читателей о новой книге – обязанность журнала.

Правда, было бы странно представлять как новинку роман, вышедший почти год назад и неоднократно обруганный. Так что о «Двенадцати стульях» рассуждали, ссылаясь на формальный повод: второе зифовское издание. Словно и не видели предыдущих.

Маститые критики сочли нужным воздержаться от каких-либо оценок второго книжного издания, раз уж не обсуждали первое. Требовавшуюся ретивость проявили литературные поденщики.

Рецензию на второе зифовское издание опубликовал журнал «Октябрь» в седьмом номере 1929 года. Автор не упомянул Тарасенкова, но роман признал «веселой, энергично написанной книгой»[84].

Стало быть, тарасенковская оценка воспроизведена. Далее резюмировалось: «В целом, конечно, “Двенадцать стульев” – удача».