— Да! — выдохнула она.

И тогда я, поднявшись, подошел и обнял ее печи, она же уже, не сводя с меня тлеющих глаз, ответила всем недвусмысленным трепетом стройного тела…

Но лишь только я внедрился в Сару, дверь отворилась, и на пороге появился вернувшийся–таки — но опять вернувшийся так не вовремя! — Сидоров. На этот раз он мгновенно сориентировался и опрометью бросился на кухню — я почуял, что он хочет вооружиться, я готов ему дать был достойный отпор, но…

Бывают в нашей жизни случаи, благородный читатель, когда сопротивление вернувшемуся мужу становится невозможным! Когда женщина виснет на вас и упрашивает не доводить дела до беды — ради нее! — когда вы скованы по рукам и ногам невидимыми нитями условностей, когда каждый ваш шаг приносит ей невыразимое страдание…

Совсем не в такое положение попал я теперь, безупречный читатель, — совсем в другое, в двусмысленное положение я попал! — попал, прямо скажем, впросак (иначе не скажешь)! Ибо — в ту секунду, когда Сидоров бросился на кухню, вагинальные мышцы его жены резко сократились, и я почувствовал себя зажатым в тисках — в пасти удава я очутился, читатель! — я был блокирован и полностью обездвижен.

Сара дергалась, ничего не понимая, стараясь высвободиться из силков, в которые угодила вместе со мной, — она истошно закричала, с ней внезапно случилась истерика. А Сидоров, как неумолимый рок, уже стоял на пороге с кухонным ножом в руке. Услыхав Сарин крик, увидав нашу дикую пляску, он так и застыл, онемел — окаменел на пороге с отвалившейся нижней челюстью.

Говорят, что случаи женского вагинизма — зауряднейшая вещь. Не знаю! — во всяком случае, в моей практике это случилось впервые и должен сказать, дорогой мой читатель: не дай вам бог испытать что–либо подобное в жизни.

Хотя, с другой стороны, — ведь я нахожу в этом глубочайший мистический смысл. Это как–бы разыгрывалась мистерия, и — вы уже догадались! — мы с Сарой сейчас выполняли, пластически-наглядно моделировали миф об Уране и Гее. А Сидоров стоял над нами, как статуя Командора, держа в руках кухонный нож, — он олицетворял собой утраченное время, а его хлебный нож — серп Кроноса. Наконец Сара увидела мужа и от ужаса перестала дергаться подо мной — мы застыли в немой нелепой картине.

Из этого дикого положения, казалось бы, не было никакого выхода, и тут я подумал вдруг, что ведь это совсем другой миф. Конечно, читатель, — какие же мы с Сарой Уран и Гея?! — мы на них уж никак не похожи — ты только посмотри! — и, к тому же, совсем не похож на великого Крона жалкий Сидоров! — нет. Так кто же мы тогда, читатель? — вглядись! вглядись–ка попристальнее… Да неужто же ты не узнаешь? — ведь мы Афродита с Аресом, застигнутые хромцом обеногим Гефестом; Венера и Марс, пойманные Вулканом в его крепкозданные сети. Не хватало только, чтобы этот грубиян созвал соседей!