— Душа, идущая в мир, как бы ткет себе тело — отсюда символ «каменных длинных станков», и ткани, сотканные на таком станке, означают плоть. И они, эти ткани, пурпурные, ибо пурпур — цвет крови, из которой образуется плоть, — считает Порфирий. Тело же есть хитон души. Видишь что получается, если связать все эти символы? — каменные станки, амфоры с медом и роящимися пчелами, источники, воды, нимфы–наяды, олива, пещера — получается картина космоса, в котором живут души, рожденные из влаги, утерявшие бессмертие, но, пройдя цикл земного существования, они вернутся… Здесь слиты жизнь и смерть, смертное и бессмертное. Вот как раз на этих станках видимо и притканивается смертное и бессмертное. Эти нимфы — ткачихи!..

Сара вдруг смолкла. Действительно, чувствовалось, что она приустала. Очевидно, ближе к концу она уже и не очень следила за тем, что говорит, — так что даже и смысл–то местами терялся. Я по крайней мере не так хорошо понимал, что она хочет сказать. То есть понял, конечно, что тело — это хитон, и душа образует его вокруг себя, попадая в мир становления — в этот космос–пещеру, — но ведь это же просто констатации. Нет, все–таки Сара хотела что–то сказать, и я даже догадываюсь что — что, мол, Афина, как некий мировой промысел, судьба, воплощенная в оливковом дереве, стоящем у входа в пещеру–космос! — правит всем эти круговоротом душ (получающих жизнь, воплощающихся и умирающих). Но поскольку, как мы уже видели, Сара очень слабо — лишь ипостасно — различает богинь (и в частности, не различает Афину и Гею), постольку пещера лишь номинально отделена от этой маслины.

В сущности пещера — дупло в дереве и только. А все, что в ней (в пещере) происходит — есть извечный круговорот: так сказать, циклы мировой жизни, очень сходные с циклами происходящими в организме любой здоровой женщины. На ткацких станках ткутся зародыши, которые, недовоплотившись (да и как они могут довоплотиться у богини, отвергающей мужчину), — недовоплотившись, умирают. Действительно «пещера нимф» — это создание допатриархальной эпохи, действительно это символ женской религии (в Сарином освещении) и действительно какая–нибудь весталка должна ощущать свою пещеру нимф как некий космос, в котором бьют источники вод, в котором работают ткацкие станки, в которой стоят сосуды, наполненные душистым сладким медом, — и он, этот космос, конечно должен управляться каким–то неведомым промыслом, никак независящим от сознания обладательницы такой чудесной пещеры, — «промыслом», который совпадает с цветущим у входа в нее прекрасным деревом…