Все портики вокруг Форума – портики храмов Согласия, Кастора и Поллукса, Весты, Грекостаза, Курии Гостилия и базилик Порции, Семпронии, Фульвии и Эмилии – были переполнены патрициями, всадниками, плебеями и в особенности самыми красивыми женщинами всех сословий. Отсюда, где зрителей меньше толкали и давили, они любовались внушительной картиной, которую представлял собою обширнейший Форум, переполненный ликующей праздничной толпой.

Почитатели Сатурна, желавшие поклониться богу, в честь которого установлен был этот праздник, сталкивались с богомольцами, выходившими из храма; впереди как той, так и другой толпы шли мимы, флейтисты, музыканты, кифаристы; все пели гимны в честь великого отца Сатурна и исступленно выкрикивали его имя.

Неописуемый, оглушительный шум еще больше усиливали разноголосые выкрики бесчисленных скоморохов, продавцов игрушек, всякой снеди и мелочных товаров.

Попав в людской поток, Арторикс поневоле должен был отдаться его течению и, увлекаемый медлительной, но безостановочной волной, дошел до храма божества, чествуемого в тот день.

Толпа продвигалась на несколько шагов, останавливалась на минуту, снова двигалась дальше, и, шагая в тесных ее рядах, Арторикс бросал взгляд то направо, то налево, надеясь увидеть Катилину.

Собака бежала рядом с хозяином, и время от времени Арторикс слышал ее жалобные повизгивания: хотя бедное животное ловко и осторожно пробиралось под ногами людей, в этой страшной давке ей неизбежно наступали то на одну, то на другую лапу.

На несколько шагов впереди Арторикса шел какой-то старик и двое молодых людей. На старике была богатая, даже роскошная одежда, но Арторикс сразу распознал в нем мима; человеку этому, несомненно, уже перевалило за пятьдесят: густой слой белил и румян не мог скрыть глубоких морщин на его безбородом, женоподобном истасканном лице, отражавшем самые низменные страсти. Двое юношей, шедшие рядом с мимом, были патриции, о чем свидетельствовала пурпурная кайма на их белых туниках. Один из них, лет двадцати двух – двадцати трех, был выше среднего роста, хорошо сложен; густые черные кудри подчеркивали бледность его лица, полного тихой грусти; выразительные черные глаза искрились умом. Второй юноша, лет семнадцати, невысокий и хилый с виду, привлекал внимание своим прекрасным лицом; в четких, правильных его чертах запечатлелись чистота души, глубокие чувства, твердая воля и решительный характер. Старик был Метробий, а юноши – Тит Лукреций Кар и Гай Кассий Лонгин.

– Клянусь славой моего бессмертного друга Луция Корнелия Суллы! – говорил комедиант, обращаясь к своим спутникам и, видимо, продолжая начатый разговор. – Клянусь, я никогда не видел женщины красивее Клодии!