– Может быть, ты и встречал в своей жизни таких красавиц, но уж другой такой кокетки, конечно, не знавал! Верно, старый плут?

– Поэт, поэт, не дразни меня! – сказал комедиант, польщенный словами Лукреция. – Клянусь Геркулесом Мусагетом, мы и о тебе кое-что знаем.

– О, клянусь Мнемосиной, я без ума от Клодии! – воскликнул Кассий, устремив взгляд на портик храма Весты, около которого в эту минуту собралась толпа; там была и Клодия, и Кассий не сводил горящих глаз с красавицы, стоявшей рядом со своим братом, на вид еще мальчиком. – Как она хороша!.. Божественно прекрасна!

– Победа над Клодией – дело нетрудное, Кассий, – сказал, улыбаясь, Лукреций, – если ты действительно решил добиться ее внимания.

– О, она не заставит тебя долго страдать, будь покоен, – прибавил Метробий.

– Ты заметил, как она похожа на своего брата?

– Они словно две миндалины в одной скорлупе… Если бы Клодия надела мужское платье, их невозможно было бы отличить друг от друга.

В эту минуту толпа, как это случалось через каждые десять шагов, остановилась, и Арторикс мог рассмотреть вблизи женщину, на которую Кассий бросал влюбленные взоры. Она стояла у колонны портика, высокая, стройная, молодая, – ей было не больше двадцати лет. Короткая белая туника из тончайшей шерсти, окаймленная пурпурной полосой и туго перехваченная в талии, обрисовывала ее гибкий стан. Как ни была ослепительна белизна ее рук и плеч, лицо ее казалось еще белее, и только нежный румянец, игравший на щеках, говорил, что это лицо, эта шея, эти плечи принадлежат живой женщине, а не статуе из прозрачного паросского мрамора, изваянной резцом бессмертного Фидия[149]. Лицо ее обрамляли густые и мягкие рыжие кудри и оживляли голубые сияющие глаза со смелым и даже дерзким выражением. Рядом с этой красавицей стоял поразительно похожий на нее брат, Клодий; ему едва исполнилось четырнадцать лет, и по детскому открытому лицу его никто не мог бы угадать в нем будущего мятежного народного трибуна, жестокосердного человека, которому суждено было в недалеком будущем навлечь на Рим бедствие раздоров, распрей и убийств.

– Венера или Диана, какими их представляет себе легковерный народ, не могли бы быть прекраснее ее! – воскликнул Кассий после минуты безмолвного экстаза.

– Венера, конечно, Венера, – сказал, улыбаясь, Тит Лукреций Кар. – Диану уж оставь в покое.

В этот момент толпа снова двинулась, и Кассий со своими друзьями оказался почти у самых ступенек лестницы портика храма Весты, недалеко от Клодии. Кассий приветствовал ее, приложив правую руку к губам, затем воскликнул: