— Ну, мессир д’Аржансон? Вы ожидали увидеть меня в то время как я пересчитывал свои пальцы? — Король смотрел, как он смотрел обычно, — пристально и грозно в лицо собеседника.

— Я клянусь, не знал, что и предположить. Ваше величество сделаны из другого теста, чем многие из нас. Когда эти люди сделают всё, что я приказал, я кое-что вам скажу.

Они поставили походную кровать, покрыли её одеялами, принесли стол, свечи, стул, жаровню, полную горячих углей, вино, ещё дымящийся суп.

— Боюсь, мой господин немного обескуражил вас... — сказал он.

— А вы благородно решили исправить положение... — Король видел, что Комин или герцог чего-то хотели от него. Ему было интересно узнать, почему он ещё занимал положение дающей стороны. Слуги, придав немного уюта комнате, удалились и закрыли за собой дверь.

Комин посмотрел на дверь, выглянул в окно с видом конспиратора. Король едва сдерживал улыбку.

— Я буду откровенен с вами, — сказал Комин. — Я здесь исключительно под свою ответственность.

— Добро пожаловать, мессир д’Аржансон. Тем более, что вы оказали мне хоть немного гостеприимства.

— Конечно же, мы видели походные костры, ваше величество.

— Моему эскорту незачем скрываться.

— И мы разведали его численность и расположение. Мой господин чувствует, что вы сыграли с ним злую шутку. Он уже не один раз сегодня вечером раздевался, ложился в постель, поднимался, шагал по комнате, как всегда делает, когда нервничает. Он всегда исторгает проклятия и готовится совершить насилие, а я-то уж знаю его хорошо... Его гнев теперь ещё сильнее, чем в зале совета, если можно это себе представить.

— Я доверился ему, придя без охраны, так как положился на его слово и его честь. И в этом не было никакого обмана.

— О, нет, ваше величество, в этом есть тончайший обман! Ибо отныне, что бы не предпринял мой сеньор, весь мир будет обвинять только его.

— Вы имеете в виду данные им мне гарантии безопасности? О них, как вы сказали, известно всему миру. А он предпочёл бы, чтобы я держал это в тайне?

— Он предпочёл бы, чтобы вы пришли с меньшим эскортом, — сказал де Комин.

— Мир не будет осуждать его, если он сдержит своё слово и освободит меня немедленно. Зная горячий нрав моего кузена, я могу забыть это недоразумение.

— Теперь это невозможно. Из-за этих двух смертей, епископа и Умберкура, он так разъярился, что чуть не получил удар. Только лишь клятва, данная им, сдерживает его.

Хмуро улыбнувшись, король подошёл к окну, за которым виднелись сполохи костров французской армии.

— И это тоже, — заметил Комин.

— Ну и?