– Иди сюда. Скажи ему, что, шум, мол… Юджин? Скажи, что тебя во дворе змея укусила.

– Скажи ему, – у Юджина стекленели глаза, от яркого света лампочки его корежило, – скажи ему, чтоб увозил своих гадов чертовых. Скажи ему, чтоб утром и духу его тут не было.

– Извиняйте, мистер, – сказал Фариш, преградив путь мужчине, который, громко возмущаясь, пытался попасть в квартиру.

– Что здесь происходит? Это что за попойка тут у вас.

– Никаких попоек, сэр, нет-нет, не входите, – сказал Юджин, который загораживал вход мощными плечами, – нам тут не до гостей. Нам помощь нужна, моего брата змея укусила – он сам не свой, видите? Помогите мне дотащить его до машины.

– Ах ты, черт баптистский, – сообщил Юджин краснорожей галлюцинации Роя Дайала, одетой в клетчатые шорты и канареечного цвета тенниску – галлюцинация маячила в сужающемся кружке света, в самом конце черного туннеля.

Ночью, пока шлюховатая, увешанная драгоценностями дамочка рыдала среди цветов и толп, рыдала на подергивающемся черно-белом экране, потому что широки врата и пространен путь, и ревут далеко побежавшие по нему гонимые народы[26], Юджин ворочался на больничной койке, и в носу у него стоял запах паленых тряпок. Он взмывал от белых занавесей к шлюшкиным осаннам, к бурям возле берегов темной и далекой реки. Видения мелькали перед ним вихрем, будто пророчества: блудницы, гнездо каких-то злобных птиц, слепленное из сброшенной змеями чешуи, из гнезда выползает длинная черная змея, сожравшая птиц: крошечные бугорки перекатываются у нее в брюхе, они еще живы и пытаются петь даже во тьме змеиного чрева.

Лойал, свернувшись клубочком в спальном мешке, крепко спал в миссии, и его сон не тревожили ни подбитый глаз, ни кошмары, ни рептилии. Он отлично выспался, проснулся затемно, помолился, умылся, выпил стакан воды, торопливо перетаскал в грузовик всех своих змей, прибежал обратно, присев за кухонный стол, старательно вывел на обороте чека за бензин благодарственную записку Юджину и оставил ее на столе вместе с бахромчатой кожаной закладкой, брошюркой “Речи Иова” и стопочкой однодолларовых банкнот – всего тридцать семь штук. Когда солнце встало, он уже трясся по шоссе в грузовике с разбитыми фарами, ехал на встречу прихожан в Восточном Теннесси. Пропажу кобры (самой ценной своей змеи, единственной змеи, которую он купил) он заметил только в Ноксвилле, но когда позвонил Юджину, трубку никто не взял. В миссии никого не было, и поэтому никто не услышал, как вопили два мормона – оба они заспались допоздна (до восьми утра, потому что ночью поздно вернулись из Мемфиса) и страшно перепугались, когда во время отправления утренних духовных актов заметили полосатую гремучую змею, которая наблюдала за ними, свернувшись клубком поверх стопки свежевыстиранного белья.