Глава 5 Красные перчатки

Глава 5

Красные перчатки

Гарриет проснулась поздно: грязная, все тело зудит, в кровати – песок. Вонь под мормонским домом, блестящие гвозди в разноцветных ящиках, вытянутые тени в ярко освещенном дверном проеме – все это, да и еще много чего, просочилось в ее сон, причудливо перемешалось с черно-белыми картинками из дешевого издания “Рикки-Тикки-Тави”, в котором и большеглазый мальчик Тэдди, и мангуст, и даже змеи были бойкими и симпатичными. В самом низу страницы кто-то трепыхался завитушкой-концовкой, какое-то несчастное существо, связанное по рукам и ногам, – существо мучилось, существу надо было помочь, но чем именно, Гарриет никак не могла сообразить. С одной стороны, для Гарриет это был немой укор, наглядное доказательство тому, какая она безвольная и трусливая, но с другой – существо вызывало у нее такое омерзение, что Гарриет даже глядеть в его сторону не могла, не то что помочь.

Гарриет, не смотри туда! – пропела Эди. Они с проповедником устанавливали в углу спальни, возле комода, какое-то пыточное устройство, похожее на зубоврачебное кресло, утыканное иголками. При этом они ужас до чего напоминали влюбленную парочку – многозначительно вскидывали брови, обменивались обожающими взглядами, Эди осторожно, пальчиком трогала иголки, проверяя, острые ли, а проповедник отошел чуть подальше и, нежно улыбаясь, скрестил руки на груди, спрятав ладони под мышками…

Вздрагивая, Гарриет провалилась обратно в стоячее болото кошмара, а Хили как раз проснулся – он лежал на верхнем ярусе и подскочил так, что задел головой потолок. Не успев даже опомниться, он перекинул ноги через бортик и чуть было не упал, потому что сам же вчера отцепил лестницу и сбросил ее на пол, до того боялся, что к нему кто-нибудь по ней залезет.

Вдруг засмущавшись, будто он свалился на детскую площадку и теперь на него смотрит куча народу, Хили спрыгнул с кровати, выскочил из темной прохладной комнатки и, уже дойдя до конца коридора, вдруг понял, что дома очень тихо. Он на цыпочках спустился по лестнице, прокрался в кухню (никого, на подъездной дорожке пусто, маминых ключей от машины нет на месте), намешал себе миску “Хи-хи-хлопьев” с молоком и уселся в гостиной перед телевизором. Шла какая-то телевикторина. Хили прихлебывал молоко из миски. Оно было достаточно холодное, но хрустящие шарики – какие-то на удивление безвкусные и совсем не сладкие – все равно царапали нёбо.

Было так тихо, что Хили занервничал. Сразу вспомнилось, что так же тихо было утром, после того как они с кузеном Тоддом, который был постарше него, стащили из чьего-то незапертого “линкольна” перед “Загородным клубом” бутылку рома в бумажном пакете и выпили примерно половину. Пока родители Хили и Тодда прохлаждались на гавайской вечеринке возле бассейна, поглощая фуршетные сосисочки на шпажках, они с Тоддом позаимствовали гольф-мобиль и врезались на нем в сосну, хотя этого Хили уже не помнил – в памяти у него отпечаталось только то, как он падает на бок и катится, катится, катится по отвесному склону за полем для гольфа. А когда у Хили свело живот, Тодд велел ему идти к буфету и побыстрее съесть как можно больше закусок, чтоб унять разбушевавшийся желудок. Потом он стоял на коленях, укрывшись за чьим-то “кадиллаком”, и его рвало, а Тодд хохотал так, что его подленькая веснушчатая рожица стала красной, как помидор. Хили каким-то образом добрался до дома и улегся в постель, хотя сам он этого не помнил. На следующий день, когда он проснулся, дома никого не было: все уехали в Мемфис без него, повезли Тодда с родителями в аэропорт.