Домой он прокрался с черного хода – раскрасневшись, хватая ртом воздух – взглянул на висевшие над плитой часы и увидел, что время еще не позднее, всего-то девять вечера. Родители в гостиной смотрели телевизор. Теперь он жалел, что вчера не заглянул к ним, ничего им не сказал, даже не крикнул с лестницы: “Спокойной ночи!”, но тогда у него духу не хватило взглянуть им в глаза, и он трусливо прошмыгнул к себе в комнату, так ни с кем и не поговорив.

С Гарриет ему и вовсе не хотелось встречаться. От одного ее имени у него в голове всплывало такое, о чем он бы с удовольствием позабыл. Бежевый ковер на полу, теннисные кубки на полках за мини-баром – все в гостиной теперь казалось ему чужим, угрожающим. Сжавшись так, будто в дверях стоял какой-то злобный наблюдатель и сверлил взглядом его спину, Хили наблюдал за тем, как знаменитости в телевизоре ломают головы над загадкой, и старался не думать о своих бедах: не думать о Гарриет, не думать о змеях, не думать о том, как его накажет отец. Не думать о больших и страшных реднеках, которые его точно запомнили, это уж как пить дать… А что, если они придут к отцу? Или, что еще хуже, придут за ним? Как знать, на что способен этот псих Фариш Рэтлифф?

К дому подъехала машина. Хили чуть не вскрикнул. Он выглянул в окно и увидел, что это не Рэтлиффы – всего-навсего отец приехал. Он задергался, засуетился, развалился было на диване, как будто спокойно смотрит себе телевизор, но устроиться поудобнее никак не получалось, в животе у него холодело, он все ждал, когда хлопнет дверь и отец шумно протопает по коридору, верный признак того, что он злится, а значит – жди беды.

Хили до того старался расслабиться, что его аж затрясло от усилий, но любопытство победило, он бросил перепуганный взгляд в окно и увидел, что отец с невыносимой ленцой только-только вылезает из машины. Вид у него был спокойный – скучающий даже, но так наверняка и не скажешь, потому что отец прикрыл очки дымчатыми солнцезащитными щитками.

Хили завороженно следил за тем, как отец обходит машину, открывает багажник. Как, стоя посреди залитого солнцем пустого двора, одну за другой вытаскивает покупки, ставит их наземь. Канистру с краской. Пластмассовые ведра. Бухту зеленого поливочного шланга.

Хили тихонько встал, отнес миску на кухню и сполоснул ее, потом поднялся к себе и заперся. Он лежал на нижнем ярусе, разглядывал перекладины над головой, старался дышать поразмереннее и не думать о том, что сердце у него так и выскакивает из груди. Наконец за дверью послышались шаги. Раздался голос отца: