– Слушай, я тогда пойду и руки вымою. А ты сложи, пожалуйста, весь этот хлам на полку, ладно?

Хили уставился на свалку на полу:

– Вот это всё?

– Помнишь, у меня были такие красные перчатки? Они вот тут лежали, в корыте.

Хили испуганно поглядел на нее как на сумасшедшую.

– Садовые перчатки. Красные, с резинкой на запястье.

– Гарриет, серьезно тебе говорю. Велики всю ночь пролежали на улице. Их, может, уже и след простыл.

– Скажешь, если найдешь, хорошо?

Она побежала в огород и быстро, кое-как покидала сорняки в большую кучу. Ладно, думала она, потом все приберу. Схватила коробку с овощами, побежала домой.

На кухне Иды не было. Гарриет быстро сполоснула руки, даже мыло брать не стала. Подхватила коробку и потащила ее в гостиную, где Ида сидела в своем любимом твидовом кресле, расставив ноги, обхватив голову руками.

Ида медленно повернула голову. Глаза у нее были по-прежнему красные.

– Я… я тебе кое-что принесла, – пролепетала Гарриет.

Она поставила коробку возле кресла.

Ида тупо уставилась на овощи.

– Что ж мне делать? – сказала она, покачивая головой. – Куда идти?

– Хочешь, забери домой, – услужливо подсказала Гарриет.

Она вытащила из коробки баклажан, показала его Иде.

– Мама твоя говорит, мол, я плохо работаю. А как тут будешь хорошо работать, когда у нее мусор да газеты до потолка навалены, – Ида утерла глаза краешком фартука. – А платит она мне всего-то двадцать долларов в неделю. Нехорошо это. Вон Одеан у мисс Либби получает по тридцать пять, а там ни грязищу разгребать не надо, ни за детьми приглядывать.

Гарриет не знала, куда деть руки, они висели бесполезными плетьми. Ей хотелось обнять Иду, чмокнуть ее в щеку, уткнуться ей в колени, разреветься, но что-то в Идином голосе, что-то в ее скованной, напряженной позе испугало ее, и она не осмелилась подойти поближе.

– Твоя мама сказала – сказала, что вы уже большие и за вами не нужно доглядывать. Вы обе в школу ходите. А после школы теперь и сами справитесь.