Он пригнулся (Хили почему-то только сейчас вспомнил, что Рэтлиффы всегда вооружены пистолетами) и пополз помогать Гарриет. Они перевернули ящик – сеткой в сторону дороги. В первый раз, когда была ложная тревога, они оцепенели от ужаса и совершенно запутались, пытаясь не глядя нашарить спереди задвижку, а машина тем временем пронеслась мимо; теперь же они заранее ослабили засов на ящике и подперли его палочкой от мороженого, чтоб можно было выдернуть язычок, не дотрагиваясь до него руками.

Хили оглянулся. “Транс АМ” катился в их сторону – подозрительно медленно. Он нас заметил, точно заметил. Но машина не остановилась. Он нервно глянул на стоявший у них над головами ящик.

Гарриет, дыша с присвистом, будто у нее астма, тоже оглянулась:

– Окей, – сказала она, – давай, раз, два…

Машина скрылась под мостом, Гарриет выбила палочку – и мир притормозил, перешел в режим замедленной съемки, когда они вместе, одновременно столкнули ящик с эстакады. Кобра выскользнула наружу, перевернулась, задергала хвостом, пытаясь распрямиться, и тут у Хили в голове разом пронеслось несколько мыслей. Самое главное – куда бежать? Сумеют ли они его обогнать? Ведь он затормозит, любой дурак затормозит, если ему кобра на крышу свалится, и тогда он за ними погонится.

Бетонный пол задрожал у них под ногами, когда кобра выскользнула из ящика и полетела вниз. Гарриет вскочила, облокотилась на заграждение, и лицо у нее сделалось гадкое, злобное, как у мальчишки-восьмиклассника.

– Бомбы пущены! – сказала она.

Они перегнулись через заграждение. У Хили закружилась голова. Извиваясь, кувыркаясь, кобра падала прямо на асфальт. Промахнулись, подумал он, глядя на пустую дорогу, и тут “Транс АМ” с откинутой крышей – выскочил у них из-под ног и проехал прямо под летящей вниз змеей.

Несколько лет назад они с Пемом играли в бейсбол возле бабушкиного дома в Мемфисе – дом был старый, но после ремонта в нем появилось много новомодного стекла. “Попадешь в окно, – сказал Пем, – и я дам тебе миллион долларов”. “Ага, – не подумав, согласился Хили, взмахнул битой и отбил мяч даже не глядя, с такой силой, что у Пема челюсть отвисла – мяч взмыл ввысь и полетел далеко-далеко, стрелой, не отклоняясь от курса, с грохотом – бабах! – пробил окно на веранде и чуть не угодил в бабушку, которая разговаривала по телефону – и как раз с отцом Хили.

Удар был фантастический, один на миллион: в бейсбол Хили играл из рук вон плохо, когда набирали команду, о нем вспоминали в самую последнюю очередь, чтоб не звать совсем уж задротышей и придурков, Хили ни разу в жизни не отбивал мяч так сильно, так уверенно, так высоко – бита выпала у него из рук, а сам Хили, разинув рот, следил за тем, как мяч, прочертив в воздухе безукоризненную, безупречную дугу, спикировал прямиком в центральное окошко бабушкиной застекленной веранды…