– Где она? – Фариш растерянно застыл посреди трубок, аппаратов, попискивающих устройств.
Путь ему преградил доктор Бридлав.
– Сэр, она отдыхает. – Он ловко, при помощи парочки санитаров, выпроводил Фариша обратно в приемный покой. – Ее лучше не беспокоить. Сейчас вы ей ничем не сможете помочь. Вот, глядите-ка, вот здесь можно присесть и подождать. Вот здесь.
Фариш стряхнул его руку.
– А вы-то ей как помогаете? – спросил он так, будто помогали они ей спустя рукава.
Доктор Бридлав снова бойко зачастил о кардиореспираторных мониторах, птозе и отсутствии ярко выраженных отеков. Умолчал он только о том, что в больнице от яда кобры не было противоядия и достать они его никак не могли. И не сказать, чтоб за те несколько минут, что он листал учебник терапевтической помощи, он узнал о чем-то, чего ему не рассказывали во время учебы. Человеку, которого укусила кобра, поможет только одно определенное противоядие. Но противоядие это можно было раздобыть только в очень крупных зоопарках или солидных медицинских центрах, да и вводить его надо в течение пары часов после укуса, а то – никакой пользы. Старушке придется выкарабкиваться самой. Вероятность того, что укус кобры окажется смертельным, сообщал учебник, от десяти до пятидесяти процентов. Разброс огромный, если учесть, что в учебнике не было сказано, как именно велись подсчеты выживших – это только те люди, которым удалось ввести противоядие, или вообще все укушенные? Кроме того, пациентка была старая, у нее и помимо укуса проблем со здоровьем хватало. Ее медкарта была в палец толщиной. И потому, когда доктора Бридлава спрашивали, переживет ли она ночь, протянет ли хоть еще час, он совершенно не знал, что на это отвечать.
Гарриет повесила трубку и пошла к матери – без стука вошла к ней в спальню, встала в ногах кровати.
– Завтра я поеду в лагерь на озере Селби, – объявила она.
Мать Гарриет оторвала взгляд от нового номера журнала выпускников Ол Мисс. Она клевала носом, читая о бывшем однокурснике, который был теперь в Конгрессе и занимался чем-то таким сложным, что она никак не могла понять, чем же.
– Я позвонила Эди. Она меня отвезет.
– Что-что?
– Вторая смена уже началась, но они сказали Эди, что все равно меня возьмут, хоть это и против правил. Они ей даже скидку дали.
Она бесстрастно смотрела на мать, ждала. Мать молчала, да и какая разница, что она там скажет – если вообще скажет, – потому что всем теперь заправляла Эди. Гарриет ненавидела лагерь на озере Селби, но все-таки это лучше, чем исправительная школа или тюрьма.
Гарриет позвонила бабке, потому что запаниковала. Не успела она домой добежать, еще мчалась по Натчез-стрит, как услышала вой сирен – скорая это была или полиция, она не поняла. Задыхаясь, прихрамывая – ноги заходятся от судорог, легкие так и обжигает болью, – она заперлась в ванной, побросала всю одежду в корзину для грязного белья и включила воду. Несколько раз, пока Гарриет сидела в ванне, сжавшись, разглядывая узкие горячие росчерки света, которые просачивались в полутемную комнату сквозь планки жалюзи, ей слышались чьи-то голоса возле парадной двери. А если это полиция, что же тогда делать?