Дэнни молча сел, натянул на липкие от пота босые ноги тяжелые ботинки.

– Молодец. И головы не поднимай, смотри под ноги.

В трейлере у Гам скрипнула дверь, Дэнни услышал, как она загребает тапками по гравию.

– Фариш! – позвала она внука тоненьким, сухим голоском. – Ты как там? Фариш?

Ну, как всегда, думал Дэнни, как всегда, если она о ком волнуется, так это о Фарише.

– Встал! – сказал Фариш.

Он ухватил Дэнни за локоть, подтащил к двери и вышвырнул его на улицу.

Дэнни полетел вниз головой со ступеней, приземлился лицом в грязь. Пока он вставал, отряхивался, у Гам ни один мускул на лице не дрогнул – стояла там, как ящерица, в тоненьком своем халате, одни кости да дубленая кожа. Потом медленно-премедленно повернула голову. Спросила Фариша:

– Что это на него такое нашло?

Стоявший в дверях Фариш как будто на дыбы вскинулся:

– Да уж вот такое! – проорал он. – Она тоже все видит! А-а, думал, сумеешь меня одурачить… – Фариш натужно, визгливо захохотал, – но ты даже бабку собственную, и ту одурачить не можешь!

Гам сначала оглядела Фариша, потом Дэнни – из-за укуса змеи глаза у нее теперь были вечно полуприкрыты, как будто ее в сон клонит. Она как будто невзначай ухватила Дэнни за руку, ущипнула его, до боли закрутила кожу пальцами, при этом совершенно не изменившись в лице.

– Ох, Фариш, – сказала она, – уж больно ты к нему строг, – но сказала она это так, будто на самом деле хотела намекнуть Фаришу, чтоб тот был с Дэнни построже, еще как построже.

– Ха! – завопил Фариш. – Это все они! – орал он, будто обращаясь к спрятанным на деревьях камерам. – Они и до него добрались! До родного моего брата!

– Да что ты такое говоришь? – нарушил Дэнни недобрую, напряженную тишину и сам поразился тому, до чего вяло и неискренне он это сказал.

Он растерянно попятился, потому что Гам, еле-еле шевелясь, принялась подыматься по ступенькам к Фаришу, который так и стоял в дверях, злобно зыркая и шумно сопя. Вонючие, жаркие, частые выдохи. Дэнни даже отвернулся, на бабку глядеть было тошно, потому что ясно видел, до чего злит Фариша ее медлительность, видел, как он бесится, как пучит глаза и кипятится, как нетерпеливо постукивает ногой – черт подери, да что ж она еле тащится-то?! Всем было ясно (всем, кроме Фариша), что стоит даже оказаться с ней в одной комнате (шорх… шорх…), как тут же прямо зудеть от раздражения начинаешь, с катушек слетаешь, стервенеешь, звереешь, но куда там, Фариш на Гам никогда не злился, он на других злобу свою вымещал.

Когда она наконец доползла до верхней ступеньки, Фариш уже побагровел и трясся, как паровой агрегат, который вот-вот взорвется. Бабка угодливо потянулась к Фаришу, тихонечко-тихонечко потрепала его по плечу.