Снова начался дождь. Не буря, как прошлой ночью, но затяжной, проливной. И если Реймер не ошибается, поутру в Дейл соскользнет, точно на лыжах, новый кусок Хилла, покойники Бата вопреки молчаливому уговору вторгнутся в царство живых.

Он припарковался позади участка, вошел с черного хода. Задерживаться Реймер не собирался, только спрячет жетон, пистолет и ключи от патрульного внедорожника в нижний ящик своего письменного стола, чтобы завтра не заезжать. Отпирая засов, он услышал шорох и увидел в дверях Кэрис, ее глаза опухли от слез. Плакала она, разумеется, из-за Джерома, с горечью понял Реймер.

– Прежде чем вы улизнете, мне надо вам кое-что сказать. – Кэрис швырнула сумку, которую он накануне забыл у нее в машине, на диван.

“Улизнете”, – мысленно повторил он, услышав скрытый упрек. Что ж, он и впрямь намеревался улизнуть, так что упрек заслуженный. Он указал ей на стул.

– Ни к чему извиняться…

– Вот и отлично, – перебила Кэрис, устраиваясь на стуле, – я и не собиралась.

Реймер сел напротив, их разделял письменный стол, и не только. Обычно Кэрис за словом в карман не лезла, но сейчас молчала, и Реймер уже решил было, что она передумала и ей нечего ему сказать.

– Во-первых, вы должны понять, – наконец проговорила она, – что я с самого детства храню секреты Джерома. Когда наши родители умерли, мы с ним остались одни в целом мире, понимаете? Он меня защищал. И лишь когда я выросла, до меня дошло, что скорее это я его защищаю, а не он меня.

– Когда вы узнали? Про него и Бекку?

Иными словами, сколько дней, недель и месяцев она поддерживала брата, тогда как могла бы поддерживать Реймера?

– Я знала об этом с самого начала, – с недвусмысленным вызовом ответила ему Кэрис. – Ему не терпелось мне об этом сказать. Я же вам говорила, мы остались одни в целом мире. И вот еще что вы должны понять. Для Джерома это был не секс. Это была любовь.

Реймер в этом и не сомневался, поскольку слова Джерома все еще звенели в ушах. “Мы так любили друг друга… Ты даже не представляешь… Ты хоть знаешь, что это такое – любить?.. Я имею в виду, любить по-настоящему?..” И разумеется, одно-единственное слово на визитке цветочного магазина: “Навсегда”. Это слово отпечаталось в его мозгу так же, как скрепка – на ладони.

– Девушек у него всегда хватало, – продолжала Кэрис, – но полюбил он впервые, да еще по-дурацки поверил в то…

– Во что?

– Что она его якобы исцелила.

– От чего?

– От всего. От себя самого. От всех тревог и навязчивых состояний. Они ушли. Ему больше не нужно было выполнять свои ритуалы. Пересчитывать, дотрагиваться, повторять, дезинфицировать. С виду не скажешь, но в глубине души Джером – самый тревожный и неуверенный человек на свете.