Светлый фон

– Ну так ведь нельзя ж никакого барыша из войны не извлечь, – ответил тот, нимало не смутившись и как бы доверительно. – Столько лет деремся и бросать это дело вроде не собираемся.

– Да ты погляди, какой ты был и какой стал. – Вилья мотнул головой, с укором показав на пальцы Урбины, унизанные массивными золотыми перстнями. – Забыл, как я, Хеновево и ты скитались по сьерре, с голоду подыхали, угоняли скот и отстреливались от руралес?

– Такое хрен забудешь, генерал.

– А думаешь, я не хочу сидеть с семьей на каком-нибудь ранчо да скотину разводить?

Давняя дружба придала Урбине отваги:

– Ну, насколько я знаю, одним ты уже обзавелся.

От гнева на шее Вильи вздулись толстые вены.

– Да, но только я там не бываю, потому что Мексику в порядок привожу.

Урбина, однако, сохранял хладнокровие:

– Смотри, как бы поздно не было… Потому я и запасаюсь впрок. А то доживешь до старости – если, конечно, доживешь, – тут он притронулся к еще свежему шраму на лбу, – и после того, как всю жизнь провоевал, кровь за народ проливал, не нажить ни жалкой маисовой делянки, чтоб на ней ноги протянуть, когда час придет, ни мешка овса для своей кобылы.

– Ну хватит, хватит! Умерься, я говорю. Сократись. И не спеши ноги протягивать, а то, знаешь…

В устах Панчо Вильи, сопроводившего последние слова внезапной и свирепой улыбкой, они прозвучали зловеще. Еще внезапнее он грохнул кулаком по столу.

– Давай, кум, с тобою поладим, – сухо добавил он. – Умерься, и все у нас будет ладно.

И с этими словами бросил на Урбину взгляд, который не выдержала бы и змея. Мартин заметил, что тот, хоть и остался почти невозмутим, все же внезапно заморгал, словно в глаз ему попала ресница.

– Ладно, генерал, – сказал он. – Я понял.

– И хорошо, Томасито, и хорошо, что понял…

Вилья откинулся на спинку и мрачно повел глазами по лицам, словно отыскивая того, кому будет посвящено продолжение.

– А если уж зашла у нас, ребятки, речь о смерти, скажу вам, что дисциплина у нас в дивизии никуда не годится. Каждый день сообщают мне о пьяных дебошах и всяких прочих безобразиях. Вчера ночью в каком-то заведении несколько наших разошлись, повздорили… Слово за слово – и началась пальба.

– Один убитый, трое раненых, – бесстрастно уточнил секретарь.

– Это выставляет нас в дурном свете, и мне это надоело. Кроме того, не прекращаются грабежи и насилия, и жители нас боятся.