– Ну так ведь нельзя ж никакого барыша из войны не извлечь, – ответил тот, нимало не смутившись и как бы доверительно. – Столько лет деремся и бросать это дело вроде не собираемся.
– Да ты погляди, какой ты был и какой стал. – Вилья мотнул головой, с укором показав на пальцы Урбины, унизанные массивными золотыми перстнями. – Забыл, как я, Хеновево и ты скитались по сьерре, с голоду подыхали, угоняли скот и отстреливались от руралес?
– Такое хрен забудешь, генерал.
– А думаешь, я не хочу сидеть с семьей на каком-нибудь ранчо да скотину разводить?
Давняя дружба придала Урбине отваги:
– Ну, насколько я знаю, одним ты уже обзавелся.
От гнева на шее Вильи вздулись толстые вены.
– Да, но только я там не бываю, потому что Мексику в порядок привожу.
Урбина, однако, сохранял хладнокровие:
– Смотри, как бы поздно не было… Потому я и запасаюсь впрок. А то доживешь до старости – если, конечно, доживешь, – тут он притронулся к еще свежему шраму на лбу, – и после того, как всю жизнь провоевал, кровь за народ проливал, не нажить ни жалкой маисовой делянки, чтоб на ней ноги протянуть, когда час придет, ни мешка овса для своей кобылы.
– Ну хватит, хватит! Умерься, я говорю. Сократись. И не спеши ноги протягивать, а то, знаешь…
В устах Панчо Вильи, сопроводившего последние слова внезапной и свирепой улыбкой, они прозвучали зловеще. Еще внезапнее он грохнул кулаком по столу.
– Давай, кум, с тобою поладим, – сухо добавил он. – Умерься, и все у нас будет ладно.
И с этими словами бросил на Урбину взгляд, который не выдержала бы и змея. Мартин заметил, что тот, хоть и остался почти невозмутим, все же внезапно заморгал, словно в глаз ему попала ресница.
– Ладно, генерал, – сказал он. – Я понял.
– И хорошо, Томасито, и хорошо, что понял…
Вилья откинулся на спинку и мрачно повел глазами по лицам, словно отыскивая того, кому будет посвящено продолжение.
– А если уж зашла у нас, ребятки, речь о смерти, скажу вам, что дисциплина у нас в дивизии никуда не годится. Каждый день сообщают мне о пьяных дебошах и всяких прочих безобразиях. Вчера ночью в каком-то заведении несколько наших разошлись, повздорили… Слово за слово – и началась пальба.
– Один убитый, трое раненых, – бесстрастно уточнил секретарь.
– Это выставляет нас в дурном свете, и мне это надоело. Кроме того, не прекращаются грабежи и насилия, и жители нас боятся.