Она пододвинула к себе зонтик, освобождая Мартину место рядом. И вдруг показалась ему холодно-деловитой.

– Знаешь, в последнее время у папы начались неприятности.

Мартин присел, а она стала рассказывать. Антонио Ларедо, в свое время бывший сторонником Порфирио Диаса, не слишком симпатизировавший Мадеро, относился к тем, кто восторженно приветствовал переворот генерала Уэрты, и, более того, получал в пору его правления различные льготы и выгоды. Потом, после нового триумфа революции и изгнания Уэрты он столкнулся с трудностями, которые хотел преодолеть с помощью людей, близких к Каррансе. Но тут произошел разрыв конвенционалистов и конституционалистов, вождь революции сбежал в Веракрус, власть взяли Вилья и Сапата – и дон Антонио попал под подозрение. И оказался под вполне реальной угрозой репрессий.

– Ему давно угрожали. А два дня назад за ним пришли. Но к счастью, его вовремя предупредили, и он успел уйти… Сейчас скрывается у надежных друзей, но мы не знаем, как долго он сможет там оставаться.

Она взглянула на тетушку, которая, держась на расстоянии, стояла вместе с телохранителем у одного из фонтанов.

– Это было так ужасно, – задрожав, вздохнула Йунуэн. – Эти бандиты дубасили в двери, потом вломились в дом и все там перевернули вверх дном.

– Вильисты или сапатисты?

– Северяне, как нам показалось. Люди Панчо Вильи… Твои соратники… Они еще и утащили несколько ценных вещей.

Мартин сидел, уставясь в землю, между носами своих башмаков. Но видел, как давние чувства, если они еще дышали в нем, медленно рассеиваются в воздухе парка, улетают все дальше, тают под теплым ветерком.

– Ты можешь что-нибудь сделать? – едва ли не с жадностью спросила Йунуэн.

– Что именно?

– Помочь моему отцу.

В этот миг Мартин, к собственному удивлению, не испытал ни горечи, ни скорби. Ничего, кроме легкого и печального облегчения, подобного освобождению. Так перебирают в чулане памятные вещицы, ныне не трогающие душу.

– Защитить его, а значит, тетю Эулалию и меня, – настойчиво произнесла Йунуэн.

Мартин наконец взглянул на нее. Медленно поднял и повернул к ней голову, в последний раз задержавшись на самоцветной синеве глаз, впервые открывшейся ему три года назад, в «Жокей-клубе», а потом заставившей обменяться выстрелами с Хасинто Кордобой.

– Постараюсь, – ответил он.

Она благодарно взяла его за руку. И, при этом движении случайно задев кобуру у него на боку, смутилась:

– Ты что, с оружием?

Мартин снял шляпу, закинул голову к небу, глубоко вздохнул. Солнце, пробившись сквозь кроны деревьев, осветило его безмятежную улыбку. Он чувствовал, что свободен от бремени прошлого, от долгов и обязательств и пребывает в мире со всем и всеми. С Йунуэн, с Мексикой, с движением светил, со всей вселенной.