А сейчас, опираясь обеими руками о луку седла и бросив поводья, Мартин, одурелый от пыли и гари, терзаемый такой жаждой, что мог бы убить человека за глоток воды, ехал шагом и туповато взирал, как с поля боя возвращаются грязные, обтрепанные люди с воспаленными глазами: одни горбятся в седлах, другие ведут своих покрытых пеной лошадей в поводу.

– Расколошматили нас… засадили до самого донышка… – услышал он, как, ни к кому не обращаясь, проговорил человек с опустевшими патронташами, с непокрытой головой, который шел, пошатываясь, поддерживая одной рукой другую, перебитую пулей.

Но кое-где еще шел бой. Слышались ружейная пальба и разрывы, горели подожженные снарядами поля за железнодорожным полотном, и желтоватое облако дыма, висевшее над ними, закрывало солнце и размывало очертания коротких теней.

Не хватит ли на сегодня? По воле случая, чьи жестокие законы не распространились на него, Мартин остался цел и невредим – не получил ни царапины, хотя четырежды оказывался не дальше тридцати метров от позиций противника. В клубах пыли он различал лица каррансистов, их обмундирование цвета хаки, вспышки выстрелов, направленных против него, а потом, как и все остальные, дергал повод и поворачивал коня, сознавая, что бессилен проломить эту стену огня и свинца. И сейчас, надвинув шляпу, бросив поводья, понуро и медленно возвращался вместе с теми, кто выжил, но не победил.

Внезапно он вспомнил про Хеновево Гарсу. В последний раз он видел майора во время атаки, когда они скакали почти рядом, но потом тот исчез в туче пыли – на гребне канала стрельба шла почти в упор, и все тонуло в громе выстрелов, конском ржании, воплях людей, убивающих и умирающих. Мартин стал глазами искать Гарсу, и сердце – та часть его, что еще не омертвела в бесчувствии, – сжалось, потому что не нашел. Приподнялся на стременах, внимательнее всматриваясь в тех, кто стоял под деревьями, в тени которых уложили раненых. Увидел сержанта Твоюжмать: тот с остекленелыми глазами сидел у ног своего коня и прижимал окровавленный платок к раздробленной челюсти. Мартин уже хотел спешиться и помочь ему, как вдруг, оглянувшись, увидел Гарсу.

Майор был в числе последних отступающих. Лошадь его хромала, слева от плеча до лодыжки была в крови. Мартин обомлел в предчувствии недоброго, оттого что Гарса оставался в седле, а не вел раненую лошадь в поводу. Майор сидел как-то криво, опустив непокрытую голову. Поводья были брошены, одна нога выпростана из стремени.

– Майор! – крикнул Мартин и бросился навстречу.

Мексиканец, услышав, что его окликают, чуть приподнял и тут же снова опустил голову. Подъехав, Мартин увидел, что кровь просто хлещет из него: она уже пропитала рубаху и пустые патронташи и льется по бедру, вдоль седла, кожаной гетры и шпоры.