Светлый фон

– Вы сейчас улетите домой, все забудете и прекрасно заживете. А меня… никто там не ждет.

Сотрудник посольства обернулся. Он явно тяготился своими подопечными, этими грязными, склочными, беременными хиппи. Наверняка минуты считал, пока они исчезнут в самолете. Лоу отчаянно искал выход. Который устроит всех.

– Мы поселимся вместе, – предложил он. – Будем жить коммуной. Будем вместе растить ребенка.

Если в этом мире никому нельзя доверять, а все обещания нарушаются, то пусть хотя бы он даст обещание, на которое можно положиться. По крайней мере, это он в состоянии контролировать. Потому что это его собственное решение.

он это

Коринна промолчала. Мария отвернулась.

– Мария, ты как думаешь?

– Ты не можешь иметь все сразу, Лоу. Иногда нужно делать выбор.

Мария права, подумал он, но все складывается так, что он-то ничего не выбирал. Ни это путешествие, ни его трагичное завершение, ни ребенка.

Так сложилось.

– Не бери в голову, – сказала Коринна. – Выбор делать мне.

мне

Не успел Лоу что-то ответить, как вернулся посольский тип с билетами.

* * *

Из багажа у них был только гроб. Лоу выдали на него желтый купон с номерком. Они даже не видели, как Марка погрузили, все произошло очень быстро. Предъявили билеты, получили посадочные талоны, три места рядом. Втроем они уехали и втроем возвращались. Только в другом составе. Рейс уже объявили, они побежали к выходу на посадку, Коринна показала билеты, Лоу рылся в поисках паспорта, а когда нашел (Коринна уже прошла вперед), обернулся к Марии. И не увидел ее. Он позвал ее. Коринна остановилась. Лоу заметил, как голова Марии исчезает в толпе. Он крикнул громче, но она не обернулась. Сзади напирали пассажиры. Коринна раньше Лоу поняла, что произошло. Она взяла его за руку и потянула за собой через стеклянную дверь на летное поле. В лицо ударил душный, жаркий воздух. Клекот двигателей, блестящий трап, надежда, что она все же вернется, – может, просто что-то забыла, может, все это дурной сон. Ослепительная улыбка стюардессы, захлопнувшаяся дверь кабины, онемелость во всем теле, рухнувшем в кресло, и металлическая застежка ремня, привязавшего его, как окончательное решение – раз и навсегда, на всю жизнь.

Глава 37

Глава 37

Просветление – это абсолютное примирение с неизбежностью.

Лучше бы он ничего не рассказывал. Теперь это была уже не его история, это была моя история.