– Нет, у меня нет доказательств, что ее убили. Но явно произошло нечто, встревожившее Целомудренную тетушку настолько, что она не рискнула мне довериться. Именно потому она решилась выйти во двор ночью в одиночестве, чего обычно не делала. Возможно, отправилась на встречу с кем‑то…

Я делаю паузу, опасаясь, что говорю слишком быстро и невнятно.

– Но ведь есть еще один свидетель рождения Маньцзы.

Мэйлин медленно кивает, когда к ней приходит понимание.

– Моя мама принимала ребенка госпожи Чэнь. – Она встает. – Подожди здесь. Я позову ее.

Через несколько минут Мэйлин приводит мать. Не знаю, что сказала ей Мэйлин, но повитуха смотрит на меня настороженно. Я скольжу по ней взглядом. После стольких лет повитуха Ши наконец‑то состарилась. Она округлилась, а в ее волосах появились седые нити. Мне приходится долго уговаривать и уламывать мать Мэйлин, но в конце концов повитуха Ши соглашается вспомнить о тех родах. Когда она завершает рассказ, мы несколько минут сидим в тишине.

Наконец Мэйлин переводит дыхание.

– Если все это правда…

– Так и есть, – говорит повитуха Ши.

– Тогда почему доктор Ван не попытался прервать вторую и третью беременность Юньсянь?

– Дочка, ты же повитуха. И знаешь ответ. Многие дети не доживают до семи лет. Зачем что‑то планировать, пока Маньцзы не достигнет этого возраста? А еще лучше, пока ему не исполнится восемь?

– К тому времени, – перебиваю я, – у меня было три дочери. Они не представляли никакой угрозы. И кто знает? Возможно, это было лишь семечко, а идея вызревала годами. Предположим, доктор Ван решил, что судьба вмешается и подарит мне сына, когда я забеременею в четвертый раз. В итоге жертвой стала ты.

Мэйлин борется с нахлынувшими на нее эмоциями, что отражается на ее прекрасном лице. Наконец она спрашивает дрожащим голосом:

– Что нам делать?

– Если мы что‑то предпримем, – отвечаю я, – последствия неминуемо коснутся семьи моего мужа. И вас двоих.

– Я боюсь, – признается подруга, – но разве можно оставить все как есть?

Мы с повитухой Ши молчим, а Мэйлин решительно встает, пересекает комнату, роется на своих полках и возвращается с бумагой, камнем для растирания туши и фаянсовым кувшином, наполненным кистями для каллиграфии. Все это она раскладывает передо мной.

– Тебе нужно написать отцу.

Я колеблюсь. Мы с Маожэнем женаты уже пятнадцать лет. Написав это письмо, я предам его.

– А вдруг я ошибаюсь? Может, сначала следует посоветоваться с Маожэнем?