Стояла ужасная жара. Просто не верилось, что несколько месяцев назад мы никак не могли согреться. На фабрике духота, окна закрыты, воздух до того плотный, что застревал в горле, как губка. Выйдя на улицу впервые за двенадцать часов, я радовалась свежему воздуху и не спешила домой, где мы с отцом будем весь вечер сидеть в раздумьях о том, что ждет нас завтра утром, когда мы по приказу явимся на городскую площадь.
Вместо этого я решила прогуляться по узким извилистым улочкам гетто. Где-то здесь неподалеку жил Арон, но мы с ним не виделись уже несколько недель. Возможно, как и Дарью, его уже депортировали.
Я остановила на улице какого-то мужчину и спросила, знает ли он Арона, но тот лишь покачал головой и пошел своей дорогой.
Что я делала? Уму непостижимо! Мы в гетто не говорили о тех, кого у нас забрали; как будто, не сговариваясь, следовали обычаю культур, где не принято поминать мертвых из страха, что они будут являться в этот мир и преследовать живых.
– Арон? Арон Зендик? Вы его знаете? – спросила я одну старуху.
Женщина поглядела на меня, и я в ужасе осознала, что она немногим старше меня, но волосы у нее поседели, на голове виднелись залысины, а кожа болталась на ее костяке, как тяжелая ткань на вешалке.
– Он живет здесь, – сказала незнакомка и указала на дверь чуть дальше по улице.
Арон открыл мне. Лицо испуганное. И неудивительно. Когда мы слышали стук, в дом обычно вламывались эсэсовцы. Однако при виде меня черты Арона смягчились.
– Минка… – Он протянул руку и втащил меня в дом. Внутри было жарко, как в печке.
– Тут кто-нибудь есть?
Он покачал головой. На нем были майка и брюки, подколотые булавками на поясе, чтоб не сваливались с костлявых бедер. Худые плечи Арона блестели от пота, как медные набалдашники флагштоков.
Я встала на цыпочки и поцеловала его.
От него пахло табаком, волосы сзади на шее были влажные. Я прижалась к нему всем телом и поцеловала крепче, словно мечтала об этом моменте долгие годы. Вероятно, так и было. Только не с Ароном.
Наконец он понял, что это не галлюцинация, обхватил руками мою талию и начал целовать меня в ответ, сперва робко, потом дико, как изголодавшийся человек, который вдруг попал на банкет.
Я отступила от Арона и взглянула ему в глаза. Расстегнула блузку. Распахнула ее.
Смотреть было не на что. Ребра выпирали вперед сильнее, чем груди. Под глазами вечные темные круги. Волосы тусклые и спутанные, но, по крайней мере, они еще были длинные. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять смысл взгляда Арона. Жалость.
– Минка, что ты делаешь? – прошептал он.