Девушка не шевельнулась, тогда солдат намотал на палку ее волосы и потянул сперва легко, потом сильнее. Заорал, чтоб она поднималась, та не отреагировала, и он начал крутить палку. Девушка закричала, и кожа у нее на голове лопнула, как шов на ткани.

Подошел другой эсэсовец, достал пистолет и выстрелил девушке в голову.

Вдруг стало тихо.

Я заплакала. Я захлебывалась слезами. Мозги этой незнакомой девушки забрызгали мне ботинки.

У меня на глазах убили десятки людей, это почти перестало шокировать. Те, кому стреляли в грудь, падали камнем, чисто. Получавшие пулю в голову оставляли после себя месиво из серой каши и розовой пены, и теперь эта гадость была у меня на ботинках, висела на шнурках… Я подумала: какая это часть мозга? Отвечавшая за речь? За движение? Память о первом поцелуе, ее любимой собаке или о том дне, когда она оказалась в гетто?

Я почувствовала, как рука отца с неожиданной силой подхватила меня за локоть. И откуда только взялась в нем эта сила?

– Минуся, – прошептал отец, – посмотри на меня. – Он подождал, пока я встречусь с ним взглядом и мое испуганное дыхание замедлится. – Если ты погибнешь, то от пули в сердце, не в голову.

Я поняла, что это была мрачная версия игры, в которую мы когда-то играли, планируя его смерть. Только на этот раз речь шла о моей.

Отец больше не произнес ни слова, пока мы не погрузились в поезд. Чемоданы наши куда-то унесли, и нас самих загнали в товарные вагоны, как скот. Отец сел и обнял меня одной рукой, как делал, когда я была маленькой.

– Ты и я, – тихо произнес он, – у нас будет другая пекарня там, куда мы едем. И люди будут приходить издалека за нашим хлебом. Каждый день я буду печь для тебя булочку с корицей и шоколадом внутри, как ты любишь. О, она будет пахнуть божественно, когда я достану ее из печи… – (Я заметила, что в вагоне стало тихо. Все слушали, как фантазирует мой отец.) – Они могут забрать у меня дом и деньги, жену и ребенка. Могут отнять у меня средства к жизни, пищу и… – голос его дрогнул, – моего внука. Но они не отнимут у меня мои мечты.

Его слова сетью затягивали всех в общий одобрительный хор.

– Я мечтаю сделать с ними то же, что они сотворили с нами, – сказал один мужчина.

Раздался удар в деревянную стенку вагона, испугавший нас.

Мы, они…

Не все евреи были жертвами. Взять хотя бы председателя Румковского, он спокойно жил со своей новой женой в уютном доме и составлял списки на депортацию; кровь моих родных на его руках. И не все немцы были убийцами. Посмотрите на герра Фассбиндера, он спас многих детей в ту ночь, когда их забирали из гетто.