– Разумеется, мой добрый господин. – Как будто завтра я смогу пойти с ним на свидание.

Это был наш последний разговор.

Если бы вам нужно было уложить в чемодан всю свою жизнь – не только необходимые вещи вроде одежды, но и воспоминания о людях, которых вы потеряли, о девочке, какой когда-то были, что бы вы взяли? Последнюю фотографию матери? Подарок на день рождения от лучшей подруги – вышитую ею закладку для книг? Билетик на представление заезжавшего в ваш город пару лет назад бродячего цирка, где вы с отцом боялись дохнуть, пока женщины в блестящих костюмах летали по воздуху, а бравый укротитель совал голову в пасть льва? Возьмете ли вы эти вещи, чтобы чувствовать себя там, куда отправляетесь, как дома, или оттого, что вам важно не забыть, откуда вы приехали?

В конце концов я взяла все это, а еще – экземпляр «Дневника падшей», и ботиночки Мейера, и свадебную вуаль Баси. И разумеется, свою книгу. Теперь моей писаниной были заполнены четыре тетради. Три я сунула в чемодан, а четвертую положила в заплечный мешок. В каблук ботинка я засунула свои документы на христианское имя вместе с золотыми монетами. Отец в последний раз открыл дверь дома, который не был нашим, и немного постоял молча.

На дворе было лето, но мы надели теплые пальто. Это говорило о том, что даже теперь, несмотря на доходившие до нас слухи, мы все еще надеялись. Или проявляли глупость. Потому что продолжали думать о будущем.

Нас не посадили в фургоны. Вероятно, людей было слишком много – казалось, их сотни. Мы шли пешком, а по сторонам от нас на лошадях ехали солдаты, их винтовки сверкали на солнце.

Отец двигался медленно. Он так и не оправился после исчезновения мамы, потеря Баси и Мейера тоже оставила на нем свой след. Он не мог поддерживать разговор, взгляд его то и дело становился отстраненным; мышцы почти атрофировались; он плелся, тяжело шаркая ногами, а не шагал. Папа как будто выцвел от постоянного пребывания на солнце, и хотя прежние черты еще можно было различить, телесного в нем осталось не больше, чем в призраке.

Солдаты хотели, чтобы мы двигались энергично, и я боялась, что отец не выдержит этого темпа. Я и сама ослабела, сильно хотелось пить, и дорога, по которой мы шли, рябила перед глазами, но все-таки я была сильнее отца.

– Станция недалеко, – подбадривала я его. – Ты справишься, папа.

Я забрала у него чемодан, чтобы освободить от ноши.

Шедшая передо мной девушка споткнулась и упала. Я остановилась. Отец тоже. Возникла толчея, будто вода скопилась у плотины.

– Was ist los? – спросил ближайший к нам эсэсовец и пнул ногой лежавшую на боку девушку, потом наклонился, поднял с обочины дороги палку, ткнул ею бедняжку и приказал ей встать.