Герр Диббук, так я называла его, пока не знала настоящего имени и звания. Тот, чьим телом против его воли завладел демон.

Не могу сказать вам, кто из них двоих был настоящим: офицер, который избил работавшую у него девушку до потери сознания, или тот, кто вопреки установленным порядкам старался видеть в узнице человека. Во время наших обеденных литературных чтений он не раз пытался сказать мне, что в каждом из нас есть хорошее и дурное. Что чудовище – это всего лишь человек, в котором перевесило зло.

И я… я поверила ему. Наивная.

Проснулась я от испуга, почувствовав на своей лодыжке чью-то руку. Ахнула, и мою ногу сжали крепче, принуждая к молчанию. Решетка клетки со скрежетом открылась, и я пролезла в дыру. Снаружи стоял надзиратель, он связал мне руки за спиной. Я прикинула, что, наверное, уже утро – хотя как знать, окон-то там не было, – и пришло время вести меня на работу.

Но куда? Окажусь ли я снова у гауптшарфюрера? Едва ли я смогу вынести пребывание с ним в одной комнате. И вовсе не из-за побоев возникло у меня такое чувство – в конце концов, били же меня и другие эсэсовцы, что не мешало мне спокойно встречаться с ними каждый день; так уж тут заведено. Нет, виной всему не жестокость гауптшарфюрера, а скорее проявленная перед тем доброта, вот отчего постичь случившееся было так трудно.

Я начала молиться, чтобы меня на ближайшие двенадцать часов отправили в одну из штрафных команд, которые на жутком холоде ворочают камни. Я могла смириться с суровостью природы, но не с жестокостью немца, которому имела глупость поверить.

Меня повели не к административному зданию. И не в штрафную команду. Вместо этого я оказалась на платформе, куда прибывали товарные поезда с заключенными и где происходила их сортировка.

Там стояли и другие узники, которых загружали в вагоны. Я ничего не понимала, так как знала, что колеса этой машины никогда не крутятся в обратную сторону. Здесь опорожняли товарные вагоны, и людям, вышедшим из них, обратного хода нет.

Охранник оттащил меня за платформу и развязал мне руки. Провозился он с этим непривычно долго. Потом толкнул меня в очередь из женщин, которые загружались в один из вагонов. Какая удача, что на мне была роба, запачканная высохшей кровью Дарьи, шапка, варежки и шарф; да еще блокнот с моей историей, засунутый под платье. Я схватила за руку одного из заключенных, которые загоняли нас в товарняк, и процедила сквозь сжатые от боли в челюсти зубы:

– Куда?

– Гросс-Розен, – буркнул он.

Другой концлагерь, это я знала, потому что видела его название на документах. Едва ли там хуже, чем здесь.