– Мне двадцать пять лет. Меня отстранили от работы. Мой единственный друг – бывший нацист. Моя мать умерла три года назад, а кажется, это было вчера. У меня нет ничего общего с сестрами. Последние близкие отношения у меня были с женатым мужчиной. Я замкнута. Я скорее соглашусь, чтобы мне прочистили зубной канал, чем сфотографируюсь, – выпаливаю я, рыдая почти что до икоты. – У меня нет даже домашнего животного.

Лео склоняет голову набок:

– Даже золотой рыбки? – (Я качаю головой.) – Ну, многие люди теряют работу. Ваша дружба с нацистом может привести к депортации или экстрадиции военного преступника. По-моему, это даст вам повод пообщаться с сестрами. Фотографии в наши дни так ретушируют, что все равно нельзя доверять тому, что на них видишь. А что до вашей замкнутости, – добавляет он, – вы, кажется, не испытывали проблем, разговаривая со мной. – (Я на мгновение задумываюсь.) – Знаете, что вам нужно?

– Взглянуть правде в глаза?

Лео заводит машину и говорит:

– Увидеть перспективу. К черту все! Не поедем домой. У меня есть идея получше.

Помню, в детстве я думала, что церкви невероятно красивые, в них витражи и каменные алтари, сводчатые потолки, отполированные скамьи. В противоположность им синагога, куда меня притащили, когда сестры проходили обряд бат-мицва, – до нее пришлось ехать целый час, – оказалась совершенно неказистой. Ее крыша увенчивалась массивной коричневой блямбой; холл украшала какая-то абстрактная железяка, вероятно изображавшая горящий куст, но больше похожая на ограду из колючей проволоки. Цветовую гамму составляли цвет морской волны, оранжевый и жженая сиена, словно 1970-е облевали тут все стены.

Теперь, как только Лео открыл передо мной дверь, я решила: либо евреи в принципе плохие декораторы интерьеров, либо все их молитвенные дома построены в 1972-м. Двери в главный зал закрыты, но я слышу просачивающуюся оттуда сквозь щели у пола музыку.

– Похоже, уже началось, – говорит Лео, – но ничего.

– У нас будет свидание на пятничной вечерней молитве?

– Это свидание? – отзывается Лео.

– Вы из тех людей, которые перед путешествием уточняют, где ближайшая больница, только ищете не больницу, а синагогу?

– Нет. Я был здесь один раз. В одном моем деле свидетельские показания давал человек, работавший в зондеркоманде. Несколько лет назад он умер, и сотрудники моего отдела ездили сюда на похороны. Я знал, что мы где-то поблизости.

– Говорю вам, религия меня не особо интересует…

– Верно подмечено, – отвечает Лео, крепко берет меня за руку, приоткрывает дверь в молельный зал и затаскивает меня туда.