– «Не спрашивайте, не говорите», – повторил он мои собственные слова. – Поначалу я думал, что помогу Шэю понять искупление и потом расскажу вам правду. Но в конечном счете Шэй сам просветил меня по поводу искупления, а вы уверяли, что мои свидетельские показания очень важны, и я подумал: может, вам лучше не знать. Я подумал: это в той же степени навредит суду…

Я подняла руку, останавливая его:

– Вы поддерживаете ее? Смертную казнь?

Священник ответил не сразу:

– Прежде поддерживал.

Мне придется известить об этом Гринлифа. Даже если показания отца Майкла вычеркнут из протокола, нельзя заставить судью забыть услышанное – вред уже нанесен. А сейчас предстояло нечто более важное.

– Мне пора идти. – Я обнаружила Шэя в отведенном ему помещении; он был по-прежнему в смятении, глаза крепко зажмурены. – Шэй, – позвала я, – это Мэгги. Посмотрите на меня.

– Не могу! – вскрикнул он. – Убавьте громкость.

В помещении было тихо – ни радио, ни каких-то звуков. Я глянула на маршала, но тот пожал плечами.

– Шэй… – опять обратилась к нему я, подходя к прутьям решетки. – Откройте глаза. – (Он приоткрыл один глаз, потом другой.) – Расскажите, как вы это сделали.

– Что – сделал?

– Это маленькое волшебство.

Он покачал головой:

– Я ничего не делал.

– Вам удалось освободиться от наручников, – напомнила я. – Что вы сделали: смастерили ключ и спрятали его под подкладку?

– У меня нет ключа. Я не отпирал кандалы.

Что ж, формально это было правдой. То, что я увидела, – это со звоном упавшие на пол скрепленные наручники, а руки Шэя каким-то образом освободились от них. Он наверняка мог открыть замки, а потом снова запереть их, но это было бы не так быстро и шумно, и мы все услышали бы лязг.

А мы не слышали.

– Я ничего не сделал, – повторил Шэй.

Когда-то я читала о фокусниках, умеющих смещать плечевые кости, чтобы выбраться из смирительной рубашки. Может быть, в этом и состоит секрет Шэя. Может быть, дело в гипермобильности суставов его пальцев и он способен втихомолку выскользнуть из металлических оков.