Если – что маловероятно – мы выиграем дело, как сообщить Шэю, что мы не сможем дать ему то, к чему он так отчаянно стремится?
– Всем встать! – выкрикнул федеральный маршал.
Мэгги с натянутой улыбкой глянула на меня через плечо, когда весь зал суда поднялся при появлении судьи Хейга.
Когда судья заговорил, стало так тихо, что был слышен еле заметный шум от видеоаппаратуры.
– Это уникальное судебное дело в истории Нью-Гэмпшира, – начал Хейг, – и, возможно, уникальное дело в федеральной судебной системе. Безусловно, Акт о религиозном землепользовании и Закон институциализированных лиц защищают свободу вероисповедания заключенных, в том числе и мистера Борна, но это не означает, что такой человек может просто полагать любое из своих убеждений истинной религией. Например, представьте, что произойдет, если приговоренный к смерти заключенный заявит, что, согласно догмам его религии, он должен умереть в старости. Поэтому, балансируя между религиозными правами заключенных и государственными интересами штата, настоящий суд озабочен не только материальными затратами и затратами на безопасность других заключенных. – Судья сложил руки. – Можно сказать, что в нашей стране не принято позволять правительству диктовать, какой быть Церкви, и наоборот. И это ставит нас в тупик, если только не определить безошибочный показатель того, что такое религия. И как же мы это делаем? Что ж, надо лишь обратиться к истории. Доктор Флетчер нашел аналогию между гностицизмом и убеждениями мистера Борна. Однако гностицизм не является процветающей религией в современном мире. Он попросту не существует в наше время. Пусть я и не претендую на роль эксперта по истории христианства, как доктор Флетчер, но мне кажется натяжкой стремление связать систему верований отдельного заключенного из тюрьмы штата Нью-Гэмпшир с религиозной сектой, исчезнувшей почти две тысячи лет назад.
Мэгги просунула руку назад, между рейками ограждения, отделявшего первый ряд мест для публики от стола истца. Я схватил сложенную записку, зажатую у нее в пальцах.
– С другой стороны, – продолжал судья, – некоторые из наблюдений мистера Борна относительно духовности и божественности кажутся страшно знакомыми. Мистер Борн верит в единого Бога. Мистер Борн считает, что спасение связано с религиозными обрядами. Мистер Борн считает, что контракт между человеком и Богом подразумевает персональную жертву. Все эти концепции вполне знакомы среднему американцу, исповедующему общепринятую религию. – Судья откашлялся. – Одна из причин, почему религия неуместна в зале суда, состоит в том, что это глубоко личное дело. И все же, как это ни странно, некоторые фразы, сказанные мистером Борном, взволновали данный суд. – Судья Хейг повернулся к Шэю. – Я не религиозный человек. Я много лет не посещал службу. Но я все же верю в Бога, хотя и не соблюдаю обряды. У меня такое чувство, что в равной степени достойно в выходные расчистить граблями лужайку пожилого соседа или взобраться на холм, чтобы полюбоваться красотой этой земли, как и петь осанны или пойти к мессе. Другими словами, полагаю, каждый человек находит собственную церковь – и не у всякой из них есть четыре стены. Но то, что я сам выбираю себе веру, не означает, что я несведущ в официальной религии. По сути дела, знания, которые я получил в юности, готовясь к бар-мицва, отзываются во мне даже сейчас.