Он говорил о Джун Нилон или Клэр Нилон – и это означало, что у отца Майкла не хватило духу сказать Шэю правду. Я пододвинула стул и села рядом с «клеткой».

– Утром я говорила с Джун, – сказала я. – Она сообщила, что Клэр не собирается воспользоваться твоим сердцем.

– Но врач сказал мне, что мое сердце подходит.

– Дело не в том, Шэй, что она не сможет им воспользоваться, – тихо произнесла я. – Дело в том, что она не хочет.

– Я сделал все, о чем вы говорили! – воскликнул Шэй. – Я сделал то, о чем вы просили!

– Да, это так, – ответила я. – Но это не означает конец. Мы попытаемся выяснить, какие сохранились улики с места преступления и…

– Не я первый с вами заговорил, – перебил меня Шэй. – И я не хочу, чтобы вы что-то для меня делали. Не хочу, чтобы улики пересмотрели. Сколько раз можно это повторять?

– Простите. Только мне… тяжело эксплуатировать ваше предсмертное желание.

Шэй взглянул на меня.

– Никто вас об этом не просил, – без выражения произнес он.

Он был прав. Шэй не просил меня браться за его дело. Я спикировала, как ангел мести, убедив его, что, выполняя свои намерения, я каким-то образом помогу ему сделать то, чего хочет он. И я была права: я привлекла внимание к делам с высшей мерой наказания, я добилась его права быть повешенным. Просто я не предполагала, что победа будет ощущаться почти как поражение.

– Судья сделал возможным донорство органа с вашей стороны. И даже если Клэр Нилон не нуждается в этом, есть тысячи других людей в стране, которые нуждаются.

Шэй опустился на лежанку.

– Да бросьте вы, – пробормотал он. – Это уже не имеет значения.

– Мне жаль, Шэй. Хотелось бы мне знать, почему она передумала.

Он закрыл глаза:

– Вот если бы вы знали, как переиграть назад.

Майкл

Майкл

Священники привыкают иметь дело со смертью, но от этого не легче. Даже теперь, когда судья решил в пользу повешения, все равно предстояло составить завещание. И делать что-то с телом.