Она пытается волею выжать слова, но слова обрушаются под собственной тяжестью.

Дождь штрихует лицо ей, и Боггз смотрит на небо, моргает медленно и говорит, берлога твоя вверх по дороге? Ну и дождь. Могу одолжить тебе мешок, укроешь голову.

Этот молотильный камень, где сидит она, призывая скорбь. Призрачный ветер, что нашептывает вину, однако не отвечает. Она смотрит, как уходят из камней воспоминанья. Смотрит, что́ движется среди теней пустого дома. Как ясени на ветру плетут внезапные образы. Хочет орать на эти деревья, эти безмолвные камни, на эту дорогу, что не говорит, но что же сказать, чтоб случился ответ? Она приходит к странному успокоенью, оно гласит, может, есть они, а может, и нет, а если даже и нет их, ты все равно можешь их отыскать. Она помнит байку, рассказанную Сарой, когда Грейс была маленькой, об этом вот камне, мол, нечистый слетает и садится на нем что ни ночь, пока ты спишь, записывает все подробности твоей жизни. Книга судьбы, так зовет она его. Уж сколько всего тут прочла бы, думает она, если б умела читать на камнях.

Она вновь вчитывается в то, что Гвоздарь ей дал вместе со своим адресом. Напиши, и поглядим, может, я что услышу, и вот еще адрес священника. На случай, если я не отвечу, бо то значит, что пука за мною явился.

Его смех и взгляд, такой же тяжелый, как его руки, останутся с ней.

Голос Гвоздаря говорит, как попадет тебе скитанье в кровь, вывести его сложно. Ну и вот так-то. Чудная страна мы, разве ж нет? За все это время так и не научились за собою приглядывать. Стоять на своих двоих. Герои давным-давно подались в холмы. Не воюют за нас великие воины. И Бог махнул на нас рукой давным-давно. В его отсутствие пука шалит, и лишь дождю есть до нас дело, а какое с него утешенье? Лучше уж просто жить с тем, что есть. Куда б ни подался, ты есть ты. Разве ж не это всегда говорят? Я это к чему? Следи за собой.

Дрозд садится на ясень, и она следит за ним пристально, бо в полете его будет провозвещение. Следит, как дрозд вдруг устремляется к югу. Смеется она над собой. Ну конечно, уж это я знала.

Как быстро проходит год, и вот уж почти другой он. Уже осень 1849-го. Совсем скоро, думает она, тебе девятнадцать. Она была скиталицей и научилась видеть землю эту многоголосой и многоликою, и среди ее легионов стала считать, что не одна есть земля, а земель столько, сколько людей, и еще столько же их, что возникают со сменою наших жизней. Мы здесь под сотней мильонов солнц, и каждое солнце умирает под тем же беспредельным солнцем, что пылает в непреходящем таинстве.