Ей неведомо, сколько она стоит здесь, больная от ветра, пытаясь призвать их голоса. Странная мысль донимает ее. Мертва как раз ты. Это твой дух вернулся через сотни лет, а они дожили до конца своих дней, мама до очень глубокой старости, а пацаны стали мужчинами, нашли жен и родили много детей. Тянет глубоко внутрь холодный вдох и видит призрак матери, та подбирает юбку и пускается вниз с холма. Грейс знает: в этом доме ей спать нельзя. Услышишь всякое.

Она знает, стоя у его двери, что глаза старика не верят тому, что видят. Однако затем руки вскидываются, чтоб взять ее за запястья, и он потрясает ими, как молотками. Она смотрит, как рот его лепит слова, но слов не выходит. Наконец-то, говорит он, я думал, ты на… небесах. Думал, ты…

Ставит еловый стул к очагу и просит ее сесть. Она пытается скрыть знание, что низошло на нее в тот миг, когда она его увидала. Ответ, который выскользнул из его глаз. Она видит, как сошла с Гвоздаря его плотность, как руки его теперь ему велики. Волосы стали металлом. А глаза, что намокли, когда он ее увидел, так и мокнут, бо то глаза человека состарившегося. Взгляд ее перемещается по скромной комнате, и она задумывается, давно ль погас в кузне по соседству огонь, что за день то был. Что он сказал, когда это случилось, сидел ли он, вперившись в свои руки. Он смотрит теперь на нее, словно не знает, о чем ее спросить, этот человек, в прошлом друг ее матери, дальний родич.

Наконец он говорит, ты, значит, побывала в Блэкмаунтин?

Когда не отвечает, он задерживает на ней странный взгляд.

Говорит, куда подевались твои слова.

Она не может ответить.

Он говорит, язык у тебя всегда был подвешен.

Взгляда с нее не сводит, но тут что-то, похожее на страх, чиркает по поверхности в глазах его, и не успевает она это поименовать, он хватает ее с той же старой силою, открывает ей пальцами рот. Отпустив ее, говорит, ты прости меня, но надо было проверить, что язык тебе не отрезали и что не пука ты, за мною пришедшая. Богу известно, я ждал. Слыхал я, есть в Глене женщина, которая тоже слова растеряла. Повидала она изрядно.

В глаза ей смотреть он не может, поскольку глаза ее полны вопросов. Затем встает со стула и трет здоровенные свои руки. Говорит, я не знаю… Я не знаю, что с ними сталось. Кое-где все пошло очень плохо. Очень плохо пошло и здесь, это точно. Хотя по большей части этот дом не затронуло, слава Богу. Что я повидал, не спрашивай. Сказать могу только, что этот дом был пуст, когда все худшее завершилось. То была худшая зима на моей памяти. Никогда сроду не видывал я такого. Несчастья она принесла, как никакая другая. Страсть сколько уехало из этих мест. Ушли по дорогам или же уплыли кораблем, а много кто отбыл на церковный погост, и полно на полях их было. За то время я на холм не подымался ни разу, хотя, может, и должен был, но тут было столько горя, и приходилось печься о том, что имеешь, поскольку глазом моргнуть не успеешь, и нету. Ни разу они сюда не приходили, как на духу говорю. Слава Богу, этого дома не коснулось.