– Получится, – энергично кивнул фон Шпинне. – Мы сейчас вот что сделаем: приедем в сыскную и отпустим Головню…

– Как? Но ведь вы говорили, что он и есть самый главный. Вы что же, больше так не думаете?

– Напротив, Меркуша. – Начальник сыскной замолчал. Мимо них, держась одной рукой за криво прибитый поручень, а другой за бок, по ступени поднялась какая-то баба, и когда за ней закрылась дверь, продолжил: – Напротив, я сейчас как никогда уверен в этом!

– Но почему тогда вы решили его отпустить, ведь он может сбежать – и где нам его потом искать?

– Потому что это единственный способ выяснить, где он живёт. Выйдя из подвала, Головня пойдёт именно туда, где у него спрятана вещь, которую мы ищем…

– А вдруг он пойдёт в квартиру на Дегтярной? Колбасов расскажет, что к нему приходили из полиции, опишет нас, и Головня будет сидеть там безвылазно, – предположил Кочкин.

– Да, похоже, ты прав, – согласился полковник. – Тогда нам нужно разделиться: я сейчас пойду в сыскную, а ты бери пролётку и гони на Дегтярную. Поговори с Колбасовым, предупреди, чтобы молчал, в противном случае… Ну, да ты и сам знаешь, что сказать! Хотя мы, конечно же, сильно рискуем… Колбасов, как я понял, такой, что вода у него не удержится.

– Не проболтается, я на него такого ужаса наведу, что рыбой молчать будет! – заверил начальника Кочкин.

– Это и подозрительно! Если Головня решит наведаться на Дегтярную и его встретит молчаливый Колбасов, тот самый, который всегда болтал без умолку, это может насторожить нашего ловкача… Давай сделаем иначе, чтобы нам было спокойно: ты поезжай сейчас на Дегтярную и вези Колбасова в сыскную. Заведи его с чёрного хода, пусть пока посидит у нас в караульном помещении под присмотром. А я тем временем отпущу Головню.

– А под каким предлогом? – спросил Кочкин.

– Ну, скажешь, что под протоколом нужно будет расписаться! Привезёшь, дашь какую-нибудь бумагу, или сам напишешь… да что я тебе объясняю, ты сам всё это знаешь.

Известие о своём освобождении Головня встретил спокойно, даже слишком, не выказывая ни радости, ни удивления, принял всё как должное. Усы вновь красовались на его лице.

– От службы на время разбирательства вы отстраняетесь. Вы не должны покидать Татаяр без особого на то разрешения, в остальном вы совершенно свободны!

Следили за Тимофеем внештатные агенты, о которых в сыскной никто, кроме начальника и чиновника особых поручений, не знал. Эти агенты делом должны были показать, что они способны служить в сыскной полиции.

Как и следовало ожидать, Головня, выйдя из сыскной, повёл себя осторожно. Вместо того чтобы быстро бежать домой, он принялся не спеша расхаживать по городу. Постоянно озирался, останавливался, сворачивал в переулки, иногда переходил на бег, разворачивался посреди улицы и шёл в обратном направлении. Словом, проверял, нет ли за ним слежки. Убедившись, что за ним никто не следует, он наконец пошёл домой. Но, к разочарованию Фомы Фомича и Кочкина, которые знали обо всех его перемещениях, пошёл на Дегтярную. По всей видимости, Головня, не обнаружив слежки, всё же чувствовал, что фон Шпинне не просто так отпустил его, поэтому, наверное, и решил не рисковать. В квартире на Дегтярной он пробыл недолго. В комнату Колбасова не стучался, прошёл мимо. После этого снова вышел на улицу и ещё некоторое время плутал по городу, петляя по всяким малопривлекательным местам. Наконец, убедившись, что к нему никого не приставили, отправился, как вскорости стало понятно, на свою настоящую квартиру. Она находилась в Тенищевском переулке, в доме Ключникова, на втором этаже трёхэтажного особняка. Но перед тем как войти в дом, он купил в лавке напротив две бутылки водки вдовы Поповой, которая именовалась в просторечии «вдовьей слезой», бутылку десертного вина и ещё конфеты. Сладкое вино указывало на то, что агент собирается встретиться с женщиной – то ли с любовницей, то ли с проституткой.