Храм был пустой. Промчавшийся бой смёл утварь, подсвечники, унёс запахи кадильных благовоний. Среди мешков с песком валялся перевёрнутый пулемёт. Продолжал дымить иконостас, с верхнего яруса сыпались редкие искры. В куполе сквозил пролом, небо загоралось, и пролом казался голубым, словно в храм заглянуло око. Вокруг храма стояло оцепление, загорался и гас фонарь, освещал каску, перетянутую ремнём скулу, мерцающий под бровью глаз.

Вава на бэтээре привез Лану. В норковой шубе, без шапки, она выскользнула из люка, и Лемнер, подавая руку, почувствовал среди мокрого ветра и резиновой гари чудный запах духов, словно ветер принёс в разгромленный, наполненный трупами город ароматы сада.

— Ты прекрасна, — сказал Лемнер, когда зарница осветила её лицо. Он увидел её сияющие глаза и смеющийся рот.

— Это будет самое романтическое венчание на земле, — она сжала его холодную руку жаркими пальцами.

— Венчание в аду, — сказал Лемнер. Ему показалось, над храмом в черноте проплыл цветок подсолнуха.

Появился доставленный автоматчиками отец Вавила.

— Вот, батюшка, храм Пресвятой Богородицы, — встречал его Лемнер.

— Дьявородицы, — священник повёл рукой туда, где на площади лежали убитые. — Что же мы, славяне, друг с дружкой понаделали!

Площадь мутно белела. Тёмными пятнами, отдельно и вповалку, лежали убитые. За развалинами высоток вдруг загорался багровый всплеск, и становились видны два сцепившихся солдата, оцепеневших в ненависти. И два других, не успевших дотянуться один до другого. Бэтээр в стороне истлевал, над ним висела жёлтая луна осветительной бомбы. Лемнеру казалось, что трупы на площади выложены узором, образуют в своей совокупности знак, узнаваемый профиль. Но осветительная бомба гасла, знак исчезал, трепетал едкий огонек на колесе бэтээра, и несло горелой резиной.

В церкви не было трупов. Их выволокли на площадь. Лемнер ввёл Лану в храм. Она сбросила шубу на руки Ваве и осталась в белом подвенечном платье.

Белоснежная невеста, она стояла в разорённом храме. Над ней в куполе загорался и гас голубой пролом. Падали угольки догоравшего иконостаса. В бойнице среди мешков с песком чернел перевёрнутый пулемёт.

— Начнём с Божьей помощью, — отец Вавила отвёл Лану и Лемнера в середину храма. Она, в белом, он в замызганном камуфляже. Священник, нацепив очки, держал замусоленную книжицу с прилепившейся тонкой свечой. Неразборчиво читал евангельское сказание о том, что случилось на другой планете. Здесь же мутно белела обожжённая церковь, лежали убитые солдаты, догорала в небе жёлтая, как луна, осветительная бомба, и стояли невеста в белоснежном платье и жених в камуфляже с разгрузкой, и рука жениха была обмотана грязным бинтом, и над ними загорался голубой глаз, и женщины, пёстрые, как африканские бабочки, бежали по льду на высоких каблуках, слепцы в чёрных очках щупали палочками снег, дети с игрушечными автоматами воробьиной стайкой вспорхнули с бетонки, и одинокий, проклятый человек стоял на обочине, держа на руках убитого сына.