— Я почитаю Лану Георгиевну. Она моя ученица. Я учил её политологии. Она великолепно знает российское общество. Но для чего вам знание ученицы, когда есть учитель. Я буду рядом, помогу вам разобраться в хитросплетениях российской политики. С уходом Чулаки и Светоча разорвалось множество связей. Я помогу их связать.
Помогу избегнуть ошибок. Укажу, какие сорняки следует вырезать, а какие цветы насадить. Лана Георгиевна — ваша венчанная жена. Боже, как трепетал синий пролом в куполе, когда рядом взрывался снаряд! В какие объятья заключили друг друга убитые украинец и русский! Такие объятья не разомкнуть. Эта дружба навеки. Пусть Лана Георгиевна носит во чреве сына, гуляет по цветущим лугам, смотрит на синий Байкал, читает Пушкина. Я буду вашим верным советчиком и поводырём в лабиринтах русской политики.
В зал вбежал африканец. Лисий хвост волновался у него за спиной. Он что-то кричал на суахили, махал руками. Лемнер, изучавший в Африке суахили, понял, о чём кричит африканец. У Ксении Сверчок начались родовые схватки. Икра переполняла её, искала выход. Бедняжка мучилась, роняла икринки.
— Что же делать? — беспомощно ахал Иван Артакович. — Для нереста нужна проточная речная вода. Где, спрашивается, среди проклятой русской зимы я найду для неё проточную речную воду?
— Быть может, есть выход. Днём войска готовили переправу через Дон. Там осталась порубь. Может, она подойдёт? Вот только как им голым лезть в ледяную воду?
— Это выход, выход! Хвала вам, Михаил Соломонович! А насчёт «голых» не беспокойтесь. Ксения Сверчок может размножаться при любой температуре. Это она унаследовала от своего отца Анатолия Сверчка.
— Тогда на Дон! — Лемнер встал из-за стола, видя разочарованных официантов.
Светила синяя кладбищенская луна, озаряя мёртвые селенья, горбы оплавленной, припорошенной снегом брони, вмёрзшего в лёд мертвеца. Бэтээр с Лемнером, бронемашина «Тигр» с Иваном Артаковичем, африканским вождём и страдающей Ксенией Сверчок мчались к Дону по степной, промятой танками дороге. Ксению Сверчок терзали предродовые схватки. Африканец поддерживал её круглый, переполненный икрою живот. Иван Артакович досадовал на падчерицу, помешавшую расправиться с Лемнером. А Лемнер, счастливый, сбросив колдовские чары, с жестокой весёлостью раздвинув в оскале рот, мчался к Дону, к проруби Русской истории.
Подкатили к берегу и встали. Луна высокая, одинокая, разбойная, озаряла снега. Они казались голубыми. Дон, схваченный льдом, недвижно белел среди тёмных берегов. Дорога подходила к самой воде и упиралась в длинную прорубь. Лёд хрупко затянул прорубь, был с фиолетовым отливом, как грудь дикого голубя.