ЭСТЕР

Эстер сидела на ступенях собора, рассеянно наблюдая, как птицы клюют крошки ее печенья. Утром Ана приготовила это рассыпчатое печенье специально для нее – в последнее время у Эстер совсем не было аппетита. Эстер честно пыталась есть, но ее желудок словно сжался – то ли от лишений Биркенау, то ли от гнетущей пустоты жизни после обретения свободы. Она понимала, что ей повезло: она вырвалась из лагеря, нашла уютное и надежное жилье у Аны и ее сыновей, она искренне любила подругу. И все же ее дом не был для нее настоящим домом.

Все жили своей жизнью – и это было правильно. Бронислав уехал в Варшаву, где получил отделение в больнице. Сандер сдал последние экзамены на доктора. Якуб преуспевал в печатном деле и ухаживал за симпатичной девушкой. Даже Ана встряхнулась – она много работала, приводя в мир все новых и новых детей. Эстер вместе с ними присутствовала на скромной мемориальной церемонии по Бартеку в местной церкви. Фабрика по производству матрасов осталась в прошлом, и церковь вновь служила по своему назначению. Эстер помолилась и за Сару, которой пришлось работать здесь во времена гетто, и за Рут. В городе снова открывались синагоги, и они с Лией собирались устроить церемонию в честь погибших с честью Мордехая и Вениамина, но Эстер хотела дождаться появления Филиппа.

Часы пробили полдень. Она посмотрела на циферблат и на ясное синее небо. Первое сентября, ровно шесть лет с того дня, когда Германия вторглась в Польшу, и мощные танки, пулеметы и автоматы алчного Третьего рейха исковеркали всю их жизнь. Прошло ровно шесть лет с того дня, когда Филипп упал перед ней на одно колено и попросил стать его женой. «Да» наполнило ее такой невероятной радостью, которую сейчас и вспомнить-то было почти невозможно. Каждый день без известий о Филиппе разрушал их слишком короткий брак – порой она даже начинала сомневаться, а было ли это в ее жизни.

Она коснулась живота. На измученной лагерными тяготами коже остались растяжки, напоминавшие о рожденном в Биркенау ребенке. О ребенке, которого она держала на руках три прекрасных дня и которого вырвали у нее для «германизации». Эстер не хотела никого ненавидеть, честное слово, не хотела. Но Бог простит ее – это было слишком трудно.

Она заставила себя переключиться с нацистских ужасов на что-то хорошее. Через еврейский комитет она получила письмо от Наоми. Подруге удалось на трех поездах все же добраться до Салоник и встретиться с отцом и сестрами. Все они каким-то чудесным образом уцелели. Малыша Исаака встретили с восторгом и назвали в его честь только что открытый ресторан. Эстер должна к ним приехать, как они договаривались в Биркенау.