– Эстер? – Она удивленно заморгала, всматриваясь в голубей, словно те могли говорить. – Эстер, это действительно ты?

Она увидела чьи-то ноги, голуби недовольно закурлыкали и разлетелись. Но она все еще не осмеливалась поднять глаза. Слишком часто ее надежды разбивались. Еще одного разочарования она не выдержит. Но тут чья-то рука осторожно взяла ее за подбородок и подняла. И вот она уже смотрит в самые дорогие, самые нежные, самые любящие глаза в мире!

– Филипп, – выдохнула она и повторила громче: – Филипп!

Она вцепилась в него, вцепилась в его одежду, чтобы притянуть к себе, чтобы удостовериться, что он настоящий, что он действительно стоит перед ней.

– Эстер, – повторил Филипп, наклонился, их губы встретились, и окружающий мир раскрасился в самые яркие и радостные цвета.

– Это ты! – твердила она прямо в его губы. – Ты жив! Ты здесь!

Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с его слезами. Он обнимал ее, гладил по спине, целовал ее лицо снова и снова. И вся боль неожиданно ушла. Мрак Биркенау остался в прошлом, а свет любви засиял так ярко, что она рухнула бы под этими лучами, если бы ее не поддержал Филипп.

– Где ты был? – глядя в дорогое лицо, спросила она, когда они наконец сумели оторваться друг от друга.

– Много где. Я бежал из Хелмно. Эстер, ты не представляешь, как ужасно это было…

– Я знаю, – ответила Эстер, проводя пальцами по его заострившемуся подбородку. – Ной рассказал мне.

– Ной? Ему тоже удалось? Он здесь?

– Здесь, в Лодзи. Он рассказал мне, как немцы штурмовали склад, где вы были. Но он не знал, удалось ли тебе спастись от нацистских пуль.

– С трудом. Меня ранили в ногу, но я продолжал бежать. Мне удалось добежать до реки, и я спрятался в кустах возле воды, а потом прошел вниз по течению в лес.

– А потом?

Филипп вздохнул, сел на ступеньки и притянул Эстер к себе.

– Я был слаб, Эстер, у меня совершенно не осталось сил. Я умер бы, но меня нашли партизаны. Меня перевязали и накормили. Я был у них, пока не окреп, а потом пришел представитель польской армии и предложил нам сражаться с Германией. Мы согласились. Мы дошли до самого Берлина, были на его улицах. Это было великолепно, Эстер, но в последней битве за Рейхстаг меня ранили.

– Снова?

– Так уж вышло, прости…

Он хитро улыбнулся, и она со смехом сжала его лицо ладонями.

– Не извиняйся, дорогой мой, дорогой мой человек. Муж мой! Мой Филипп!