В этом и есть цельность.

Линь Дайюй понимает, что это значит. Возможно, она всегда это понимала.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, – говорит она.

– Я тоже тебя люблю, – говорю я ей. – Мы были вместе задолго до моего рождения.

И это правда. Я люблю ее. Но как ее саму, а не как часть меня.

Дева одна, призрак – другая. Кого сильнее люблю, я не знаю.

Человек в маске затягивает петлю вокруг моей шеи. Я смотрю на небо. Облака вверху тянутся вправо, и скоро они будут далеко от того места, где мы сейчас, в другой стране, поплывут над океаном, и кто знает, где они окажутся, и окажутся ли вообще. Я никогда не задумывалась об этом раньше, но каждое облако, которое я когда-либо видела, должно быть, направлялось куда-то еще. Те, кто наблюдают за облаками, видят только мгновение их путешествия. Таким образом, я тоже могла бы назвать себя облаком.

– Тебя привели сюда… – начинает Тедди, но я уже не слушаю. Линь Дайюй дергает петлю на моей шее.

– Я хочу освободить тебя, – умоляет она в последний раз. – Но не могу. У меня при себе нет ничего острого.

– Все в порядке, – говорю я. Слезы катятся по ее лицу: стеклянные, крупные капли, их хватит, чтобы затопить весь этот лес. – Ты не устала?

– Да, – отвечает она почти виновато.

– Знаю. Возможно, отдохнуть будет неплохо.

Голос Тедди возвращается. Он хочет знать, будут ли у меня последние слова. Я опускаю взгляд и смотрю на белые маски передо мной. Я могла бы смотреть на поле из призраков.

– Я знаю, кто вы. – Мой голос такой же ровный и уверенный, как самый смелый штрих. – Но вы не знаете меня. Я расскажу вам. Меня зовут Дайюй.

Даже когда эти слова покидают меня, я восхищаюсь своим именем, этим именем, которое дали мне мои родители: оно мое, целиком мое, особенно сейчас, это последнее, что никто из них: ни Тедди, ни люди в масках – не сможет отнять у меня. Имена существовали раньше людей, которым они принадлежат, они древнейшая наша часть. Мое имя существовало задолго до того, как я родилась, и поэтому, думаю, я живу уже долго.

Их взгляды устремлены на меня, на этот раз в них нет презрения. На этот раз в них страх. Они не знают, верить мне или нет, но даже когда они пытаются не слышать моих слов, они начинают это замечать. Человек перед ними совсем не похож на Джейкоба Ли. Мужчина, которого они видят, превращается в нечто иное, возможно, в женщину, ее глаза горят как солнце, ее тело пылает как огонь, что исходит не от этого осеннего дня. Веревка на ее шее – просто формальность. Она могла бы вырваться на свободу, если бы захотела. Она и правда может улететь.