– Повесить! – кричат люди в масках.

– Нельсон, – говорю я.

– Я здесь, – говорит Линь Дайюй.

Когда его вешают, я не могу отогнать мысль о том, как он прекрасен. Он не дергает ногами, не сопротивляется. Вместо этого его тело качается в воздухе, почти как кисть перед тем, как коснуться бумаги, пока она все еще находится в руке каллиграфа, священная и теплая – любимый инструмент, которому можно доверять, беречь и лелеять в руках. И я могу поклясться, даже если это всего лишь желание в моей голове, что он выкрикивает мое имя, прежде чем затихает.

– Теперь возьмемся за последнего, – говорит Тедди.

Маячащий надо мной человек поднимает меня на ноги. Меня удивляет, как быстро я ловлю равновесие. Годы прогулок у океана, должно быть, пригодились. А потом и бега. Вечного бега. В какой-то момент мои ноги научились нести больше, чем просто собственный вес.

– Сделай что-нибудь, – умоляет Линь Дайюй. Она снова рядом со мной, ее руки словно паруса на моем лице. – Позволь мне сделать что-нибудь.

Передо мной маячит выбор: промолчать и быть повешенной или открыться как женщина и остаться в живых, но ужасной ценой. Ни то, ни другое не кажется хорошим выбором. Мои друзья мертвы.

Всю свою жизнь я чувствовала, как обстоятельства толкают меня вперед. Я поехала в Чжифу только потому, что меня туда отправила бабушка; я нашла наставника Вана только потому, что мне о нем рассказала владелица лапшичной; я попала в Америку только из-за Джаспера; я оказалась тут из-за убийства, которое совершил кто-то другой. И на протяжении этого пути меня мучил один вопрос: принадлежит ли мне моя жизнь? Или я всегда была обречена на трагедию из-за своего имени?

Мое имя. Иероглифы, которые терзали и преследовали меня с самого начала, снова появляются передо мной, драгоценные в своей весомости и узнаваемости. То, что я прятала, что изменяла и к чему добавляла, то, к чему я стремилась все это время. Я – созвездие всех имен внутри, каждого имени, которое я когда-либо брала. И это правда, которую я вижу впервые: я смогла выжить только благодаря своему имени.

И я снова спрашиваю себя: буду ли я той, кто держит кисть, или той, о ком напишут?

Ответ прост. Я умею красиво писать. Возьми кисть в руку, Дайюй. Увидь, по-настоящему увидь пустое пространство перед собой. Тут так много места. Опусти кисть в колодец мира, пусть твое сердце запоет через твою руку. Двигайся, как захочешь. Не так, как тебе говорили, не так, как считают нужным ученые, даже не так, как заставлял тебя двигаться наставник Ван. Сделай из своего искусства то, что сама хочешь. Ведь оно твое. Оно не принадлежит никому другому. В этом и состоит красота. В этом и состоит намерение.