– Ты?!
– Я, – нервозно отвечает Отто. – Я был в Лондоне, Корнелия. Англичане называли меня «арапом» и «ягненочком». Я нашел там земляков. Я уже собрался было тебе написать. Я…
Слово падает за словом. Отто пытается одолеть горе, обрести утешение – и обретает.
Корнелия, шатаясь, идет к нему, ощупывает локти, плечи, руки, в которых до сих пор лежит Теа, ощупывает лицо. Это и вправду он? Отпускает ему ласковый подзатыльник и сразу гладит.
– Все, – говорит она, – все.
Еще не снявшая чужое пальто Нелла оставляет их в гостиной, идет через холл к парадной двери, которую в спешке забыли закрыть. Широко ее распахивает и застывает на пороге. Стылый ветер холодит щеки. Над крышами Амстердама несется колокольный звон, собирая горожан на воскресную службу. Дана с лаем мчится к своей молодой хозяйке, тычется мордой под руку.
– Тебя покормили, моя хорошая? – спрашивает Нелла, теребя шелковые уши собаки.
Колокола отмечают наступление ночи. В небе, словно женский ноготь, висит белый полумесяц. Корнелия, уже в фартуке, идет через холл к кухне.
– Холодно, госпожа, – говорит она. – Лучше зайдите в дом.
Однако Нелла по-прежнему стоит на пороге, уставя взгляд на замерзший канал. Потеплевшая вода начала подтачивать корку тающего льда на Херенграхт, и теперь поверхность канала похожа на истрепанное кружево, покрывало для огромной колыбели.
Корнелия в кухне роняет сковородку. Теа в гостиной начинает плакать; Лисбет и Отто утешают ее на два голоса. Нелла засовывает руку в карман, где лежит взятый с Калверстрат игрушечный домик, – но его там больше нет. Не веря себе, Нелла лихорадочно роется в кармане. Фигурка младенца никуда не делась, кукла Арнуд тоже. Выронила, когда бежала по улицам? Оставила в мастерской? Он же был на самом деле, говорит она себе. Ведь был?
Был или нет, – сейчас карман пуст. Дом исчез вместе с фигурками, которые положил туда мастер. Молодая вдова, кормилица, Отто, Теа, Корнелия, – чтобы стать частью жизни друг друга, нужны ли им подсказки мастера миниатюры? Все они утратили опору; из гобелена их судьбы торчат нити, однако никто не сплетет ткань надежды, кроме нас самих.
Темнеет, опускается ночь. По дому плывет аромат мускатных орехов. Маленькое теплое тело Даны жмется к юбке, греет бок. Над крышами простирается огромный небесный океан, и человеческому взору не под силу увидеть его границы. Бездонная глубина завораживает.
– Госпожа? – зовет Корнелия.
Нелла оборачивается, вдыхает аромат специй. Бросает последний взгляд на небо. И входит в дом.