Обычно замершие у причала корабли – прекрасное зрелище: они красиво и гордо покачиваются на волнах, и, любуясь ими, забываешь о том, что это мощь государства, псы войны, что они замешаны во многих грязных делах.

Однако в этот тускнеющий воскресный день все взгляды притянуты к человеку с жерновом.

Что бы ни происходило в Амстердаме: свадьба, похороны, – надлежит проявлять чувства скромно и сдержанно; в противном случае выйдет богопротивная папистская мерзость. Но приговоренный к утоплению богач – совершенно другое дело. Это назидание горожанам, почитание библейских заветов, – и конечно, на пристани собралась толпа. У пирса стоят хозяева ВОК, морские капитаны, чиновники. Здесь пастор Пелликорн, арбитр Слабберт, даже кутающаяся в меха Агнес Мерманс. Супруга рядом с ней нет. Ждут представители гильдий, магистраты городского совета, их жены, священники; ждут трое тюремщиков – они привели нечестивца.

Нелла стоит позади собравшейся на причале толпы. Тяжелый взгляд Пелликорна скользит мимо нее. Прошлым вечером пастор прислал людей вынести из дома гроб с Марин, и сейчас покойница ждет погребения в крипте Старой церкви.

Пелликорн отводит взгляд и делает вид, что очень занят. Как же он торжествует сейчас, какое испытывает внутреннее удовлетворение! Он утолил жажду крови; власть закона и власть церкви получили свое подтверждение и свою жертву, и сейчас пастор выглядит отвратительно умиротворенным.

Нелла пообещала Йоханнесу, что придет, – кошмарнее обещания ей не приходилось выполнять. Вчера вечером они долго сидели в темноте камеры, молча держась за руки; стража им не мешала. Нелле не суждено забыть эту молчаливую встречу. В определенном смысле первая брачная ночь, слияние, которое не требует слов. Слова утратили вкус, смысл, фальшивую несокрушимость; то, что происходило с ними двумя в безысходном мраке, было глубже и сильнее слов.

Когда они прощались у двери камеры, Йоханнес улыбался. Он выглядел таким молодым, а Нелла – такой старой, словно весь груз боли и страха сошел с его плеч и обрушился на нее. Ей еще предстоит нести это бремя, – а душа Йоханнеса улетит, освобожденная.

В доме забылась тяжелым сном Корнелия: ее настигло зелье кормилицы Лисбет Тиммерс, которая пришла на рассвете покормить Теа и решила не уходить. «Я вам еще понадоблюсь», – сказала она. Их глаза встретились. Нелла безмолвно кивнула, и теперь Лисбет ждет в кухне ее возвращения.

Нелла с трудом стоит на ногах. Январский стылый ветер пробирается под пальто, терзает, словно кошачьи когти. На ней пальто с капюшоном и простая коричневая юбка Корнелии. Кого спасет этот маскарад?