– Мне, помнится, частенько доводилось слышать разговоры о том, что, мол, тот, кто уезжает из Булхед-сити без ордера на арест, наверняка в родстве с самим дьяволом – вот по этой причине я и счел свой ордер чем-то вроде ордена чести.

Впоследствии, когда Нора попросила его несколько развернуть эту историю – она внезапно осознала, что, если и впредь будет позволять сыновьям слушать рассказы об ордерах на арест и стрельбе, ей следует прежде самой разобраться, о чем идет речь в том или ином случае и не замешана ли там женщина, скажем, жена или невеста, о которой Харлан просто «забыл» упомянуть, – он охотно подчинился, чувствуя себя обязанным. Занимаясь охраной закона – иногда в качестве депутата, но чаще местного детектива, нанятого хозяевами ранчо, а изредка и просто случайного свидетеля, – он всегда весьма сочувственно относился к самым бесправным слоям населения. Достаточно сказать, что охотился он не только на грабителей, занимавшихся уводом чужого скота или кражей собственности. В вину ему нередко ставили обостренное чувство справедливости, однако ему удавалось опровергнуть выдвинутые против него обвинения и тем самым хранить свою совесть в чистоте. Затем где-то в Нью-Мексико исчезла женщина. И вместе с ней две ее дочери. То, что парень, которого Харлан задержал по обвинению в этом деле, был назван судьей «еще совсем ребенком» и, с точки зрения того же судьи, явно не был организатором преступления, Харлана не поколебало. Судья был возмущен и выдвинул против него четыре встречных обвинения. Но лишь одно из них вступило в силу – впрочем, Харлан чувствовал, что так и должно было быть, и совершенно не жалел о своем поступке.

Он напоминал Норе тех людей, рассказы о которых она слышала в Шайенне. Эти люди жили по своим незыблемым законам и часто подавляли вспыхнувшие беспорядки одним лишь своим присутствием. У нее тогда не возникло ни малейших сомнений, что надежды Харлана на место шерифа округа Картер вполне оправданны. Однако эти надежды не оправдались. Амарго – тогда самая настоящая дыра, прибежище жалких скряг и шумливых вульгарных баб, – никак не смог допустить, чтобы бляха шерифа украшала грудь молодого холостяка, не связанного брачными узами, да еще и горячей головы. Харлан, правда, беспокоился, что причина могла быть и в чем-то другом, однако Нора сумела в конце концов его убедить.

– Если бы ты был женат, – сказала она, – все наверняка сложилось бы иначе.

– Я знаю, – сказал он. И впервые тогда поцеловал ей руку.

Она начала замечать, что Харлан привозит ей письма с задержкой в две, а то и в три недели, а потом догадалась: он специально делает это, чтобы как-то оправдывать свои визиты к ней в тот период, когда на ее имя не приходит вообще никакой корреспонденции. «Вот так шут!» – сказала Десма, хотя, похоже, совсем не это имела в виду. И тогда Нора решила прямо сказать Харлану, чтобы он впредь насчет предлогов не беспокоился. В конце концов, они соседи и могут запросто заходить друг к другу всего лишь по этой простой причине. И потом, она была «почти уверена», что читала нечто подобное в Святом Писании, но об этом она ничего говорить не стала, опасаясь, что, назвав конкретным словом те странные хрупкие отношения, что между ними установились – они заставляли Харлана постоянно хвалить ее умение готовить, весьма кстати посредственное, и смеяться над ее шутками, порой связанными даже с небольшой жестокостью, и даже позволяли ему иногда к ней прикасаться, – она может невольно их сломать.