– Я старая и дряхлая. Меня выпотрошили.

– Что уж говорить обо мне?

– Да, в пятьдесят все гораздо сложнее.

– Метко-метко, мисс Вёрстайл, – по-стариковски бурчит он.

– Ну а сколько тебе? – я прищуриваюсь.

– Тридцать три.

– Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати[31]…

– И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет[32].

– В это ты можешь играть бесконечно.

– Играть? Это Библия, Флоренс, а я католический священник.

– И ты великолепен в своем деле – так мастерски давишь на чувство вины.

Он улыбается уголком губ и становится еще более притягательным. Я одергиваю себя, чтобы не коснуться его лица. Не нужно было пить вино. Не нужно было пить, пока он так близко.

– Филл не ответил?

– В основном он спрашивает, во что ты ввязалась и когда вернешься, ничего важного. Скоро я отправлюсь в город, возможно, нам повезет.

– Не говори так.

– Что именно? Возможно?

– Нам. Это слово… дарит надежду.

– На что?

– Ты знаешь.

– Передать ему что-нибудь?