– Себе. Тебе. Я вернулась не благодаря Богу, я вернулась, потому что хотела забрать тебя, потому что я люблю тебя и потому, что об этом меня попросила твоя мать.

– Она ничего не понимала. В последние недели она даже своего имени не помнила.

– Это неправда. Она просила меня об этом задолго до того, как заболела. Когда ты была еще совсем ребенком.

– Я думала, ты нашла Бога. Ты говорила, что хочешь остаться. Здесь, со мной, но все это было ложью. Ты всегда лжешь, потому что все, чего ты хочешь, – это вернуться туда.

– Да, хочу! Но только с тобой! Хочу вернуться туда с тобой. Я люблю тебя и желаю лучшей жизни. Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю… Неужели не видишь?

Стена между нами становится осязаемой. Даже если я превращусь в кровавое пятно на ней, она не двинется, не треснет. Сердце нестерпимо ноет. Молли тыкает в него иглами без промедления и сожаления. И я позволяю ей, ползаю у нее в ногах, не смея сопротивляться.

– Знаю, в это трудно поверить, но Йенс не тот, за кого себя выдает. Во внешнем мире он делал ужасные вещи. Вещи, которые Бог не одобряет. Он не служит ему – он служит себе.

– Ты же знаешь, что лгать – страшный грех.

– Я не лгу.

– Йенс говорит, в тебе сидят бесы. Много бесов, как в Марии Магдалине, но она стала лучшей ученицей Иисуса, поэтому он дает тебе возможность и считает, что для тебя тоже не все потеряно.

– Молли…

– Та коробка. Что в ней было?

– Коробка?

– Которую ты прятала под кроватью.

– Ты открывала ее?

– Нет. Я хороший человек. Но на миг меня охватили бесы, и я хотела открыть. Что в ней было?

– Письма.

– Какие?

– Которые я писала Питеру Арго.

Она словно опадает, уменьшается.