Молли – единственная живая душа, с которой я могу говорить. Она единственная, ради кого я дышу. На время моя маленькая Молли вынуждена стать старшей, и у нее это получается куда лучше, чем у меня: кормить, мыть, укладывать спать теперь ее забота.
– Я старшая. Как бы я хотела быть лучше в этом. – Я сжимаю ее тоненькое запястье.
– И будешь. Когда поешь, – каждый раз терпеливо отвечает она.
Но ее присутствие и забота не могут заполнить пустоту внутри. Всеобъемлющая, звенящая, бескрайняя пустота – весь мир сужается до стен спальни, до последних слов Нила:
Говорят, бесы, которые охватили Нила, остались во мне болезнью души и тела. Кеннел пытается излечить мою агонию молитвами. Как жаль, что я не верю в Бога.
– Боже, прошу Тебя о нашем больном… Призри на страдания его души и тела и яви ему милосердие Твое. Позволь ему почувствовать величие Твоего человеколюбия и в здравии и радости вернуться к нормальной жизни. А пока он болен, укрепи в нем уверенность в Твоих отцовских планах и помоги покориться воле Твоей, а нам, его близким, помоги окружить его сердечной заботой и пониманием. О Господь Иисус, в Своей земной жизни Ты с готовностью отзывался на мольбы об исцелении; Тебе препоручаем мы нашего больного. Богородица, Больных Исцеление, окружи его Своей материнской заботой. Аминь.
Я так хотела, чтобы этот сильный и неприступный мужчина был у моих ног, поклонялся и принадлежал мне. Душой и телом. И вот он стоит на коленях у кровати, вымаливает мое прощение. Вымаливает прощение Господа за то, что сделал. Его руки сложены в молитве, и он шепчет эти слова. Раз за разом. Раз за разом. Неужели не понимает, что это приносит мне еще большую боль?
– Прошу, услышь меня. Флоренс… Послушай.
– С удовольствием, если ты помолчишь.
Он поднимает голову – я говорю с ним впервые за несколько дней.
– Я сделаю все, чтобы Нила похоронили как положено, чтобы его душа обрела покой. Я глубоко уважал этого человека. Клянусь! Это правда. Но у меня не было выбора. Мне не оставили выбора.
– Слишком рано. Вы заставили его обрести покой слишком рано.