Светлый фон

А в лесу — их лесу — все так и было, все дышало и трепетало, бродило и пьянило, каждая капля, как зеркальце, играла с солнцем, и почки пахли первою грозою. Но чем дальше уходили они по протоптанной рыболовами тропке (Вэлос энергично впереди, Митя задумчиво за ним), тем сумрачнее становилась местность, упал туман, и мир разбился на фрагменты причудливые, незнакомые: верхушка кроны выплывала из нежнейших паров, как воронье гнездо, малиновые лозы от прикосновения звенели стеклянными рапирами, притворялся креслицем лешего пенек, кто-то гоготал в глубине… Они шли и шли молча, и подумалось, что детский лес кружит, закружит до изнеможения и сбросит в какую-то волчью яму… Митя очнулся, Вэлос сказал:

— Самое время присесть и принять. — Тотчас из молочной мглы словно выкатился поверженный сосновый ствол. — Узнаешь?

— Ничего не узнаю.

Маленькая, чуть покатая лощина, за которой виднелись — вернее, угадывались — редеющие березы и посреди которой стоял идеальной округлости столб мерцающего влагой дыма.

— Ну как же, Мить, постреляли перед Грецией.

— Да я помню, знаю, но не узнаю.

— На пленительном пленэре с туманцем хорошо пойдет водочка. — Вэлос достал из-за пазухи удивительной красоты (и вместимости) фляжку с серебряным двуглавым орлом.

— Откуда у тебя?..

— Привет из Питера.

— Что ты там делал?

— Вот фляжечку купил, похоронил пациента. — Он отвинтил длинную пробку в виде стаканчика, наполнил, протянул. — За Медного Всадника!

Потом выпил сам и поставил фляжку в ручей; быстрый поток залепетал бурно, вскипел, встретив препятствие, и принялся омывать его ледяными прозрачными струями. А в воздухе пахнул и растворился аромат национальной отравы, поглощенный, как показалось, дымовым столбом.

— Стоит идол, — продолжал Жека, — весь позеленел, окисляется, но века простоит.

— Да, — подтвердил Митя задумчиво, — все пройдет, с русскими может случиться мутация, но идея останется.

— Идея империи?

— Лобного места, где Антихрист сражается с Христом.

— Кстати, прохожу я мимо Казанского, засмотрелся на полководцев (жалко, Суворова перенесли — на Марсовом поле он наверняка гляделся импозантнее), так вот, там странно пахнет.

— У Казанского музея пахнет атеизмом.

— Наоборот! Сквознячок такой знобкий меж колоннами, в прошлом году не так сквозило… что они там прячут, может, мощи?

— Мощи развеяны по ветру в девятнадцатом году.