Он увидел ее издали (она шла не к Садовому, а прямо ему навстречу) и двинулся медленно, точно преодолевая плотную стихию, но все-таки сдвинулся! Приблизился, изобразил изумление и воскликнул фальшиво:

— Вот так встреча! Здравствуйте.

Она не ответила, не остановилась, нет, она обошла его, как фонарный столб, и пошла неторопливо по самой кромке тротуара. Алеша вспыхнул, догнал, загородил дорогу.

— Вы что ж, не хотите со мной здороваться?

Какую-то несчастную секунду Поль глядела, явно не узнавая, и вдруг бросилась к нему, схватила за руки, закричала:

— Алексей! Как хорошо! Тебя сам Бог послал!

Он ничего не смог ответить, прижал ее руки к груди, что— то вроде солнечного удара случилось — жгучий удар в сердце! — воздух потемнел и зазвенел, в нем растворялись идиотские планы — так Алеша прожил свое единственное, остановленное в золотой полдень мгновение; а Поль говорила быстро, оживленно, блестя глазами:

— Звонила Дуняше, она в отпуск уехала, представляешь? А больше некуда… Да это все пустяки! Ты свободен сейчас?

— Всегда, — ответил он, только этот вопрос и дошел до него («Послезавтра на картошку — не поеду, пусть выгоняют!»). — Я свободен всегда.

— Тогда пойдем в сад?

Она сказала, что ей Бог послал его, и повела в сад! О котором Алеша в каменном пекле и не подозревал. Эрмитаж — келья отшельника по-французски. Она подвела его к тихой зеленой скамейке в розовых кустах, сели, касаясь друг друга плечами, он не сводил с нее глаз, лихорадочно соображая, все ли ему позволено или еще нет (в такой ситуации нечего и раздумывать, но… эта женщина была непостижима!).

— Какая у тебя красивая цепочка, — с наслаждением произнес Алеша и коснулся пальцами, погладил тоненькие серебряные звенья, нежную горячую кожу на груди; Поль отстранилась рассеянно и поспешно заговорила:

— Мне надо подумать. Ведь нельзя, чтоб все зависело от одного человека? Ведь это неправильно, как ты считаешь?

— Может, и неправильно, — пробормотал Алеша и взял ее за руку. — А что ж делать, если зависит?

— Ты прав: надо что-то делать, — она высвободила руку, потерла лоб, провела ладонью по лицу (каждое движение и слово ее были прекрасны и полны ускользающего смысла). — Надо подумать и что-то сделать. Вот только очень холодно.

— Холодно? — Алеша продолжал сгорать на медленном огне, но в голубом покое августовского сада уже некоторое время как стали расползаться тревожные трещинки, будто безобразная тучка на миг застила солнце, в розовых кустах шевельнулась серая тень, пахнуло пронзительным сквознячком из-под скамейки, ненаглядное лицо исказилось. Он обнял Поль за плечи и почувствовал, как дрожит она едва заметной, какой-то внутренней дрожью. — Ты заболела? Полечка, да что с тобой?