«Утрата, — привела к одному знаменателю Селестина последние произошедшие события и встреченные явления, — вот лейтмотив Спектакля. Да только какую личную, непременно личную утрату конвертирует сценарист в утраты других? Но в то же время и такую, что её разделяют иные „высшие“ театралы? Или их следует считать первыми жертвами?»

«Потеря, — подвёл черту под серией неких умозаключений Мартин, — но вот чего? Совет пытается отыскать что-то — прежнее или новое — либо же лишить этого и остальных? Вводят нехватку через сочувствие потери. Но что дальше? Тут же предложат избавление раз и навсегда? Или лекарство окажется по эффекту временным, и они ввергнут всех в зависимость? Второе куда доходнее, сулит долговременную прибыль и нескончаемость же представления. Но как при этом не отвратить от города интерес? Какой мираж, скрывающий терзания натуры, наведут?»

— Мартин, ну почему людей так притягивает зло?

— Должно быть, дело в люциферомонах.

— А вдруг мы тоже под их чарами?

— В этом случае мы меньшее зло, и руки наши развязаны.

— И вас это не смущает и не пугает?

— Не особо, пока благодаря этому удаётся избежать потрясений и войн.

— Будто мы и так их не ведём. — Кому и какой был толк от отчуждения?

— Ведём, но мы стараемся удерживать их в пределах нашего круга. Сам диаметр окружности становится задачей. Хотя иногда и резкое его уменьшение не приносит удовлетворения. — Кому и какой был толк от наигранной апатии?

— Будь возможность вернуть ту ночь, вы бы поступили иначе?

— Если бы знал ровно то же, что и тогда, то нет. Я поступил так, как поступил. Уверен, что к чему-то подобному рано или поздно всё бы для них и свелось.

— Ну, да, Сёриз бы согласилась.

— Но не вы. — Мартин придвинулся к Селестине и прошептал: — Разве пришёл бы из штаба приказ, в результате которого их ждало что-то отличное от выбора умереть или стать этантами? Не подчинились бы вы ему? Не уберегли бы город от…

— А от чего? — если и можно кричать шёпотом, то Селестина сейчас это и делала. — Кого-то можно было арестовать, допросить, найти способ отвратить от замышляемого, иметь какие-то реальные зацепки! Н-нет, не могли бы…

— Да, увы. Если от этого хоть чуточку станет легче, то знайте: в каком-то смысле они были освобождены от ответственности, их гибель была только их гибелью, без жертв и не по указке.

— Ну откуда предвзятость о смертоубийственном терроре?

— Полагаю, то, что это именно террор, оспаривать вы не будете: вы власть, а они предпринимают действия, ведущие к вашему уничтожению. Но покажите мне переворот без яда, петли и кинжала — и хотя бы одного таинственного исчезновения случайных людей вроде прислуги. Покажите мне революцию без крови — без неё не обошлась даже метафорическая промышленная. Покажите мне войну без сирот — иной раз и они встают под ружьё, довершая дело павших отцов. Простите. И, конечно, историк парирует каждое моё слово, найдёт примеры, но вспоминаем-то мы не их, — и в том не то заслуга человечества и сдерживающий фактор, не то беда, порождающая набор шаблонов, вне которых ленимся мыслить.