– Что значит – что будет? Ну, хочешь, я не разрешу Гонсало тебя бить?

– Подумаешь – бить. Я его не боюсь, ты же знаешь.

– А что ты хочешь? А-а, понял. Деньги. Я возьму у Гонсало, скажи только, сколько тебе нужно. Если много, то он может и не дать, но я всё равно попрошу.

– Не нужны мне деньги. Они у него если и есть, то все мои. Мне вообще только одно нужно.

– Что?

– Твоя любовь. Пока не пообещаешь полюбить меня, никуда не поеду, вот так вот!

– Это как – «полюбить»? Ну пожалуйста, я тебя люблю.

– Э-э, нет уж. Это не считается. Ты будешь жить со мной.

– Я и так с тобой живу, разве нет?

– Нет. Ты теперь будешь ходить только со мной. И по двору, и по дому, и на кухне, и в церковь, и на праздники. И по магазинам тоже будешь со мной ходить. Со мной, а не с Гонсало!

– При чём тут Гонсало? Я с ним только иногда хожу. И то – когда он трезвый, а сейчас он вообще всё время пьяный, и я прячусь от него.

– Так что же тебе мешает быть со мной?

– Как что? Ты что, сумасшедшая? А мамита? Я без неё и шагу не сделаю.

– А-а, да, эта… Подумаешь… Сегодня она здесь – завтра там…

Инес пробормотала последние слова себе под нос, но Майкл тем не менее их услышал. Он выскочил из-за приоткрытой кухонной двери, за которую держался во время разговора, и подошёл к Инес на близкое расстояние.

– Это ты её отравила? – глядя ей в глаза, очень спокойно спросил он.

– А даже если и я? Ты что, сможешь это доказать? – насмешливо-нагло спросила Инес, но тут же поняла, что сболтнула лишнее.

– Я просто так, к примеру, себя назвала, – быстро добавила она. – Никто её не травил. Кому она нужна, кроме тебя и этого пьяницы, гори он адским пламенем, чёрт проклятый!

Она прошла к столу, где энергичным жестом смахнула оставшуюся после перебирания бобовых зёрен шелуху в подол пёстрого фартука и, держа его на весу обеими руками, двинулась к мусорному баку, специально выставленному поближе на время работы.

– Нужна мне твоя мамита сто лет! – продолжила она, выбрасывая шелуху в бак, затем оправила фартук и вновь стала возиться с фасолью. – Клянусь Богородицей, и сто, и двести лет глаза бы мои её не видели! В Сальтильо поеду, только если согласишься на то, про что я тебе говорила сейчас. Вот так вот! И где эту Сэльму черти носят, никто не знает? Долго я буду здесь горбатиться?